— Надо станет — соберу и огнищан, — говорю. — Сделай пока как прошу.
— А может стрелу ему в горло пустить сразу как придет? — задумчиво предлагает радикальную меру Голец.
Я с интересом поворачиваюсь к денщику, иногда выдающему настоящие перлы, но мой энтузиазм мигом охлаждает однорукий экс-дружинник.
— Княжьего суда захотели? Ну-ну…
Бормоча что-то непотребноев бороду, Рыкуй уходит собирать работников. Их, насколько я успел насчитать, при боярыне шестеро. Мастера на все руки: конюх, дворник, скотник, плотник, кузнец и так далее. С ними нас будет ровно три десятка. Думаю, неплохое количество, чтобы одолеть десятерых какими бы суперменами они не были. Плохо, что нам неизвестно сколько с Минаем урманов да и свои верные людишки у него наверняка имеются. По военной науке гарантированное взятие укрепления обеспечивает многократное превосходство атакующих над обороняющимися в живой силе, если, конечно, нет артиллерии. Пушек у Миная нет и в ближайшие несколько сотен лет не будет да и воинов с ним вряд ли больше нашего, так что придется ему здорово постараться нас отсюда выкурить.
Нет, княжий суд нам определенно не нужен, сами как нибудь обойдемся…
Далеко за полдень прибегает в усадьбу взлохмаченный пацан — сынишка плотника. Глаза навыкате, дышит как паровоз. Сверкая крупным жемчугом молодых зубов, восторженно кричит от самых ворот:
— Идут к нам, со стороны торга! Ох и суровые!
Глава двадцать пятая
Сердце подскакивает к кадыку.
— Так, — говорю, торопливо дожевывая всухомятку сухарь, — ворота на засовы, глядеть всем в оба! Сами все на виду будьте, держитесь парами и тройками возле сараев и клетей, оружие напоказ. Никто не суетится, покажем, что они нам не страшны. Невул, будь на крыльце, остальные стрелки по крышам.
Рыкуй просит подсадить его на крышу конюшни, самой высокой после терема постройки, с которой видна часть улицы и дорога с той стороны откуда ожидаются гости.
Сидит он там минут десять, потом ловко спрыгивает, отряхивает седалище.
— Это Вендар. Варяг. Вместе с детских начинали. Должен меня помнить.
— Минай с ними?
— Нет, одни полоцкие, урманов тоже не видно.
Это хорошо, что не видно, найти с ними общий язык в свете последних событий было бы практически невозможно.
— Ладно, пошли встречать, выясним чего хотят. Рыкуй, будешь говорить с ними сам, пока не маякну.
Рваный хоть и считает себя превосходным оратором, но мне, пережившему десятки забитых “стрел”, грех жаловаться на отсутствие дара убеждения. Прощупаем настрой, время потянем, зубы позаговариваем, а там видно будет. Главное базарить на доходчивом для них языке, без современного мне слэнга.
У ворот мы вшестером с Липаном, Шепетом, Ноздрей, Рыкуем и Козарем. Окромя оружия с нами круглые щиты сбитые из вязких липовых досок, плоские, шириной в пол-обхвата, обтянуты толстой бычьей шкурой.
— Эй, за воротами!
Голос сильный и чистый как у певца из хорошей филармонии.
Я мотаю головой: не отвечаем, пущай проорется.
— Эй, там, в усадьбе!
Раздается грохот кулака по деревянным доскам ворот.
— Живые есть?! Отзовитесь! Эй!!! Отворяйте, не то рубить зачнем!
Снова сильный стук от которого тяжелые ворота ходят ходуном. Настырный какой! Чего ж так долбить, может дома никого нет…
Я даю отмашку.
— Чего надо? — подает недовольный голос Рыкуй.
— Вы чего заперлись?
— Собаки бродячие шныряют, на двор забегут — скотину попортят. Да и боярыня велела никого не пущать. А вы чего ломитесь?
Снаружи продолжительное молчание.