Чувствую, пора брать бразды правления в свои руки. Вендар уже, похоже, на взводе и Рыкуй это понимает, оборачивается через плечо, ища поддержки.
Сейчас поддержу, братан, доковыляю вот поближе к дверце в воротах. Необходимо популярно обосновать товарищу где и почему он не прав.
— Ты, десятник, выдохни, — говорю. — У тебя своя служба, у нас — своя. Может быть тебе не известно, но Минай, чтобы получить боярство, обманул князя Рогволда и за это еще поплатится. Пока мы живы, хозяйничать он здесь не будет. Захочет встречаться с боярыней, так мы его пустим, издеваться над пылким влюбленным не наше право. Пустим, но только одного. Ни единого вооруженного чужака на дворе не будет. Будете ломиться — перебьем как собак из луков. Хоть одну башку над забором заметим — снесем к хренам без предупреждения.
По-моему неплохо выступил. Теперь его ход.
Полоцкий десятник удивленно поднимает брови, я встречаю его заинтригованный взгляд лучезарной улыбкой. Вендар многообещающе улыбается в ответ.
— Князь Рогволд по своему усмотрению выбирает бояр, так же он волен приближать и отдалять от себя людей. Боярство не шуба, его нельзя передать по наследству, его нужно заслужить.
Говорит он медленно, тоном учителя, объясняющего детишкам сложный параграф.
— Вот и поглядим кто больше заслужил, — говорю. — Минай или Бур, сын боярина Головача, давнего и верного соратника полоцкого владыки. Уверен, князь Рогволд рассудит по чести: через несколько дней вернется Бур с дружиной и по праву унаследует боярские печати и всю Вировскую вотчину. Думаю, у Миная хватит ума не оспаривать это право.
Моя пламенная речь разжигает еще больший интерес в глазах дружинного десятника.
— Хочешь поднять на нас народ? — спрашивает прямо.
— Как пойдет, — говорю. — Нас не трогают и мы никого не трогаем. Миная тут не любят. Пойми, не бунтуем мы, а справедливости ждем. Надеюсь дождемся. Хочу, чтобы ты сделал правильные выводы, десятник.
Облизнув пересохшие губы, Вендар некоторое время молчит, затем резко разворачивается и отваливает от ворот со всем своим десятком.
— Скатертью дорога! — говорю вполголоса и одобрительно киваю Липану, опускающему в пазы толстый брус-заворину, накрепко запирающий калитку.
Первый раунд мы выиграли. Взять нас нахрапом не получилось и теперь вряд ли получится. Вендар понял, что в случае штурма слишком многие из его людей не вернутся в Полоцк.
Ищу местечко куда примостить задницу. Мне подсовывают перевернутое деревянное ведро.
Сижу как Наполеон на барабане в окружении своих генералов.
— Что-то я не понял, — говорит Липан. — Чего они хотели?
— Не запри мы ворота, Минай бы уже в тереме пировал, а нас как свиней перерезал. В любом случае, ребята, нас ждет второй акт трагедии — душещипательный.
— Держись теперь, — бурчит Рыкуй.
Смотрю я на него внимательно и не стесняясь в выражениях, без крика, но на пределе своего красноречия даю разнос всем присутствующим старожилам.
— Так ты не знал? — переждав мою словесную атаку, удивляется Рыкуй.
— Откуда ж мне знать? — говорю, переведя дух. — Я ж не местный! Это вы тут все сплетни в песни слагаете, на каждом углу горланите, а мы люди простые, из леса, можно сказать. Нам пересуды городские до одного места. У вас тут Санта Барбара, а все вокруг знать должны? Только вот, что я думаю: Бур, если выпросит у князя боярство, вполне может боярыню из терема турнуть, она ему даже не дальняя родственница. Тут вполне возможен поворот, когда сойдутся два одиночества, сойдутся да как забоярствуют на пару, не находите? Сейчас придет к нашей вдове Минай и бросится она ему на шею как истосковавшаяся солдатка.
— Вряд ли, — не очень уверенно тянет Козарь. — Она говорила, что лучше руки на себя наложит, чем с Минаем станет ложе делить.
— То когда было, дядя? Головач уже, небось, боярином был?
Все жмут плечами: не помним, дескать… кажись да, был…
— Вот о чем я и толкую. Женская душа — потемки. Заломит хвост перед Минаем — совет да любовь, как говорится, но исключительно на его жилплощади. Пускай к себе забирает, лично мне не жалко если и приданое с собой захватит. Баба с возу — кобыле легче.