честнейшей кровью декабристов
в свой первый день умылся он.
Увы, печальная свобода
держалась далеко от входа.
Царь шел не разбирая брода,
концы бросая, как и трупы, – в воду.
Лишь сын его в свой звездный час
изрек придворным величаво:
Коль не отменим это право,
тогда оно отменит нас!
Ну вот и пробил час народа-
царь лично объявил свободу!
Увы, ее так долго ждали,
Что, отупели и устали…
Конечно, многое нарушил
тот Манифест в крестьянских душах.
Холопов вроде бы не стало,
но счастья…счастья было мало.
Холопство – это ведь не вши,
а состояние души.
Словами в приказном порядке
не вытравить холопство с грядки.
Уж если Чехов, как из пакли,
раба выдавливал по капле,
то сколько надо поколений,
какой кумир тут нужен, гений,
чтоб вековое зло отбить, -
не ненавидеть, а любить.
Кого? За что? Какою мерой?
Немедленно встаёт вопрос.
Как близок ад с кипящей серой,
как далеко от нас Христос.
Две тыщи лет – и всё одно и то же:
И мы сожгли мосты и корабли.
Куда пришли мы? Что-то непохоже,
Что в царство обетованной земли.
Она была красивей и моложе,
И празднично смотрелась издали.
Ругать, однако, землю нам не гоже –
Не из её ли сами мы пыли?
И эти все две тыщи лет –
Абсурд и суета сует.
Ах, сколько раз, отринув дух сомненья,
Мы брали штурмом пики высоты.
Не думая, что путы у мечты
Скрываются не в силах тяготенья,
А в нас самих, и в линиях черты,
Что нам даётся с самого рожденья,
И пропадет лишь в недрах пустоты.
И дело не в российской лени,
Не в нашей скидке на «авось».
Россия! Милая! Тебе всё время тернии,
Не мясо, а обглоданная кость.
Увы и ах!
В моих стихах,
обрывках фраз и междометиях-
кошмар и страх
ужасных метастаз
грядущего тысячелетия…
А мы, как куры, севши на насест,
Кудахчем и гордимся и куражимся.
Попробуйте-ка сдвинуть Эверест,
И мало, уверяю, не покажется!
Вот вам неизвестное пророчество:
Не родился гений одиночества.
Как родится – час настанет мщения,
И конец для гения общения…
***
В простом городишке Симбирске,
В захлюпанном городе нищем,
Родился титан богатырский,
И больше такого не сыщешь.
И в миг, когда нашей Отчизне,
Почти что сломали хребет,
На поминальной тризне
Раздалось могучее «нет»!
Нет рабству и нет – унижению,
Мир хижинам, горе – дворцам,
Конец вековому сомнению,
И бой, смертный бой подлецам!
***
Пока я помню тех, кто с нами жил,
Они во тьме бесследно не исчезнут.
Не памятники помню я, могил,
Они лишь вехи на просторах бездны.
Людей я помню, а не тени их.
Порою гневных, а порою кротких.
Пусть помянет их вольный стих –
Мы – экипаж подводной лодки,
Несущейся неведомо куда,
Построенной с космическим размахом.
Пока мы помним – не страшны года,
Хоть велики глаза у страха.
Пока мы помним – жизнь как многоточие.
Но горе – если позабудем.
Законы вечности не в строчках,
Бессмертье скрыто в смертных людях.
Вопрос ко всем, кто раньше был:
Куда уходите вы, люди?
Что там – за холодом могил?
За гранью отгоревших судеб?
***
Я помню Ленина. Он камень заложил
в основу нового таинственного храма.
Жил для людей, но он без Бога жил
мечтой о справедливости туманной…
Ушел – и веет холодом могил.
Из-под надгробий вылезают хамы.
И в жизнь ползут и сеют в людях страх -
по селам, городам и странам,
неся с собою вместо света мрак,
заклятьем сатанинским бранным.
От смены власти больше всех страдает
простой народ – избытком новых бед.
Незаменимый все таки бывает.
Провалы начинаются с побед…
В размытости добра и зла,
В неясности границ соседей,
история всегда везла
причину всех своих трагедий.
Нам, современникам, дано
познать лишь мизерную малость.
Мы брагу пьем, а не вино-
вино еще не настоялось.
***
Был пряник мал и был огромен кнут-
мы с болью видим лишь оскал владыки.
А смысл потомки разберут,
признав эпоху истинно великой.
Заботы, страхи – вот что нас гнетет.
Среди деревьев нам не видно леса.
И мы истории воспринимаем ход
как палку в колесе прогресса.
Да, Сталин с палкою идет,
своих, чужих ли – больно бьёт,
но – за России интересы.
Он время на сто лет вперед
опередил, и вскрылся лёд -
не мудрено, что столько бесов,
проснувшись в этот ледоход,
как от церковной лезли мессы.
Но лед сошел. Плотины вал