- И войта с бабой порешил тоже обороняясь?
- Если б я их не убил, твой десятник перерезал бы глотку твоему брату. Я мог перебить здесь всех, но не сделал этого, я пощадил твоих людей в надежде на справедливый суд, но теперь вижу – справедливостью тут и не пахнет.
Подворье Родима зашумело, одобрительные возгласы мешаются с возмущенным фырканьем.
- Отец! – взволнованно кричит Бур. – Не верь ему! Не убил, потому как не успел!
Головач погружается в непродолжительные раздумья. Он ни с кем не советуется, даже с подошедшими ближе сыновьями словом не перекидывается. Себе на уме папаша, я это еще в момент нашего знакомства усвоил. Чего он там размышляет? Неужели не понятно, что урман гонит натуральную дуру и всячески желает вывернуться? У Фрола за такой блудняк башню на раз отстреливали, без лишних раздумий.
Я не врубаюсь куда клонит урман, но чую – к чему-то необычному.
- Ждите здесь, – говорю своим парням и двигаюсь краями для разъяснений и советом к Мише. Вдруг подскажет чего дельного, голова, все таки.
Рваный топчется возле всадников, совсем близко к боярину не подходит, по лицу видно – волнуется.
- Что у них тут затевается? – спрашиваю. – Чего Головач с ними возится?
Миша отводит меня под локоть подальше от лишних ушей.
- По всей видимости, Эгмунд пытается подвести боярина под судебный поединок.
- Как это?
- Драться будут, вот как.
- Зачем? – искренне удивляюсь. – Он не в себе, боярин ваш? Осудил ведь уже, чего еще надо?
- Слово на слово у них вышло, в таких случаях допускается судебный поединок до смерти одного из истцов, – быстро объясняет Миша.
Словно в подтверждении Мишиных слов боярин Головач спрашивает урмана уже не хочет ли тот оспорить вынесенный ему приговор.
- Да я бы попробовал, – наигранно помявшись, отвечает урман, – Да, боюсь, в любом случае живым мне уйти не позволят.
Вот хорек, думаю, как грамотно боярина на «слабо» разводит. Неужели Головач поведется? Надо быть полным идиотом, чтобы меряться силами с загнанным в угол кровавым хищником. У этого Эгмунда “высшая мера”с детства на лбу отпечатана. Смертник, зверюга, бабу беременную мечом... Стрелять безо всякого суда, нечего в благородия играть.
Слова урмана заставляют Головача удовлетворенно крякнуть, он даже как-то веселеет.
- Будь по-твоему, – говорит, – Только учти, жив я до сей поры исключительно благодаря своей правоте.
Боярин размеренным движением покидает седло и, уже стоя на земной тверди, громко вещает:
- Слушайте все! Объявляется судебный поединок между мной, боярином князя Полоцкого Головачом и пришлым урманом по имени Седой Эгмунд. Поединок ведется на мечах до смерти одного из бойцов. В случае победы урмана, ему и его людям дозволяется беспрепятственно уйти с оружием.
Услышав эти слова, урман расправляет плечи и легко сходит с крыльца. На его суровом, обветренном лице появляется подобие улыбки.
- Благодарю тебя, боярин, – уважительно произносит с легким поклоном. – Тебе совсем необязательно биться самому, можешь выставить вместо себя любого бойца, я пойму.
Очень дельное, между прочим, предложение. На месте толстозадого Головача я именно так бы и поступил. Седой Эгмунд одним своим телосложением производит более выгодное впечатление чем увешанный оружием и броней оппонент. Если бы здесь можно было сыграть на тотализаторе, ставки сложатся явно не в пользу боярина .
- Даже не надейся, урман, я сам тебя прикончу, – ласково обещает Головач. – Много вас, спорщиков через мои руки прошло и всегда выходило, что я прав. Будь по-твоему, успокою и тебя, раз уж ты так желаешь. Солнца не ждем, начинаем немедленно!
Неожиданно. И очень храбро. Лично я бы не поставил на боярина и рубля.
Ладно, сынки покалеченные, за батьку подняться не могут, так с ним еще парочка-другая мордоворотов прибыла, можно любого в бой ставить, хуже точно не будет.
- Ты за боярина не переживай, – говорит Миша, срисовав мою озабоченную физиономию. – Он в молодости, говорят, лихой рубака был.
- То в молодости, – говорю и отмечаю, что в свои пятьдесят с гаком Головач, действительно, еще в приличной форме.
- Это позже бояре в бородах и горлатных шапках рассядутся по думам, станут дворянами и придворными, а пока, Старый, боярин – один из лучших воинов князя, старший дружинник. Понял? Это тебе не хухры-мухры!
Немного успокоенный за судьбу Головача и здорово заинтригованный, возвращаюсь к пацанам, мнущимся втроем возле родного сарая. Голец и Жила начинают уговаривать свалить пока не поздно и к нам на время потерян интерес, но теперь меня отсюда не увести, хочу я досмотреть чем у Головача с этим Эгмундом все закончится. Уж больно колоритные персонажи. Мощный, тяжелый скандинав и не менее тяжелый, пузатенький боярин с длиннющей бородой и репутацией стоящего бойца.
Внезапно приходит воспоминание из детства. Мой восьмилетний корешок Вовка приволок как-то в школу книжку про русских богатырей с красочным изображением Ильи Муромца на обложке. Читали запоем по очереди. Сам Вовка отличался способностью коверкать некоторые слова, причем выходило у него настолько естественно и органично, что никто не утруждался его исправлять. Вот и вышло, что слово, обозначающее русского былинного героя, из Вовкиных уст звучало как “габатырь”. Смешно и некрасиво. Вместо мощного, плечистого удальца в доспехах, с окладистой бородой и палицей в руке как на обложке, мне представлялся обрюзгший, потрепанный мужик, похожий на соседа дядю Никиту, и, почему-то обязательно горбатый. Габатырь, одним словом.
Вовку так и звали Габатырем пока в девятнадцать лет не замерз по пьяни в сугробе.
Боярина Головача истинным богатырем тоже не назовешь. Вроде бы и стать и оружие при нем, сила в толстых руках видно, что есть...
Ладно, поглядим. Ноги сделать всегда успеем, тем более, что в ожидании ночной потехи весь присутствующий и продолжающий прибывать на большой двор народец начинает образовывать живой круг с двумя бойцами посередине и я со своими пацанами остаюсь на периферии этого круга.
От десятков факелов, горящих теперь в руках каждого третьего, на осиротевшем без хозяина подворье становится светло как днем. Собралась, должно быть, вся родня плодовитого Родима. У некоторых мужичков при себе топоры и дубинки. Думаю, даже если урману и позволят покинуть злополучное Овсянниково после поединка, уйти у него получится не слишком далеко.
Жила, демонстрируя обезьянью ловкость, залезает по двери на соломенную крышу сарая, дает нам по очереди руку, помогает забраться наверх.
Обзор с крыши отличный, весь «колизей» как на ладони. Неровный людской круг в несколько рядов, красные и желтые пятна бликующих пламенем лиц, темные спины, Эгмунд, скрестивший на груди руки, спокойно ждущий начала. Неплохая позиция для снайперского выстрела, думаю укрепившись на коньке. Жаль Невул не успел вернуть себе лук, всадить бы этому Эгмунду промеж ушей добрую бронебоечку и финита ля комедия.
Уводят коней, троих, все еще вооруженных урманов оттесняют от крыльца, берут с двух сторон в плотные клещи, в первый ряд зрителей не пускают. Стоят, рожи каменные, зенки только поблескивают под надвинутыми на лоб шлемами. Среди верховых, что пришли с боярином я узнаю Кульму и Протаса, что были на совете в корчме на пристани. Они вдвоем составляют компанию болезненно осунувшемуся Минаю, поддерживают его под белые рученьки как дорогущую хрустальную вазу.
К Головачу подходит Бур и начинает что-то бубнить на ухо. Затем боярин отстраняется и коротким кивком отсылает сына из круга. Поднимает с земли и надевает на левую руку круглый, окованный по краям и в середине деревянный щит, вытягивает меч и стучит три раза плашмя по кромке щита.
Судебный поединок начинается.
Мочить друг друга с налета противники не спешат, медленно кружат то по часовой, то против, выбирая момент для первого удара.
Урман чуть повыше, но длина рук у них одинаковая. Поступь боярина тяжелее и сам он мощнее, каждый переступ его толстоикрых ног в красных, мягких сапожках основателен и тверд, Эгмунд на первый взгляд превосходит в скорости и подвижности. Поверх кольчуг у обоих кованые наплечники и стеганые кожаные безрукавные накидки длиной почти до колен, с металлическими пластинами на груди. На голове урмана простой круглый шлем, у Головача такой же, но с плоской стрелкой наносника и бармицей, закрывающей щеки, горло и шею сзади. Если бы они были боксерами и если отменить фактор неожиданного нокаута в раннем раунде, мой фаворит, безусловно, более молодой и выносливый урман. На долгую дистанцию Головач вряд ли способен, поэтому он должен стремиться вырубить Эгмунда до неизбежного появления в своем организме признаков усталости и одышки. Урману, напротив, стоит попробовать загнать противника, чтобы у того не осталось сил на лишний взмах мечом.