Прорыв
Бежали по земле, по зеленым кочкам и серым мхам, торопились куда-то высокие сосны и вдруг, завидев непреодолимое препятствие — море, остановились, застыли, вскинув от неожиданности ветви-руки к небу. Только одно, спешившее, видно, больше других дерево не сумело укротить бег, не удержалось на крутом берегу и упало в воду. Но и поверженное, оно захотело остаться со своими собратьями, уцепилось крепкими корнями за скалистый берег, и не смог унести его шумный прибой.
Такую картину представил себе Александр Григорьев — крупный широкоплечий крепыш, командир взвода морских пехотинцев, глядя на могучий бор, раскинувшийся у Балтийского моря. Главный старшина любил море, лес, и на душе у него теплело, когда он смотрел на кудрявые сосны, игривую воду. Не хотелось расставаться с этим чувством, но оно ушло, как только его взгляд перешел с сосен на широкую травянистую ложбину, за которой был враг. Три ряда проволочных заграждений, минное поле перед ними, а дальше — изрыгающие огонь окопы фашистов.
— Вас к командиру роты! — оторвал Григорьева от размышлений подбежавший матрос.
— Мне сказали, — начал старший лейтенант Силантьев, — что вы передний край изучали. Конечно, перегороженную колючкой лощину и вражеские окопы видели?
— Так точно, — поспешно ответил Григорьев. — Укрепились фашисты сильно, не больно проскочишь.
— Верно заметили, — согласился Силантьев, поглаживая густой ежик волос. — И все же, по данным разведки, оборона у моря послабее, чем у дороги. Там дзоты. Короче, тут у нас предполагается прорыв. Пройдем через ложбину, ударим по врагу с тыла, обеспечим успех на главном направлении. Ваш взвод двинется первым. Главное, быстро пройти минное поле, проволоку и подавить пулеметы гранатами. От ваших действий успех всей роты зависит.
— Есть, постараемся, — ответил главный старшина.
— Трех саперов дают. Стемнеет, они нам дверь в фашистский тыл приоткроют, проходы в минном поле сделают, проволоку разрежут. Тогда и начнем.
…Тихо, без обычных громогласных «ура» и «полундра» двинулись моряки. Вслед за докладывавшим командиру роты сапером-проводником Александр проскочил через обозначенный белыми вешками проход. За ним бросился помкомвзвода старшина 1-й статьи Машин. Но ложбина хорошо просматривалась немецкими наблюдателями. В небе засверкали яркие в темноте грушевидные ракеты, торопливо застрочили пулеметы.
Перед третьим рядом колючей проволоки наступавший взвод остановился. У высокого столба лежали убитые саперы. Сопровождавший моряков красноармеец стал искать рядом с погибшими товарищами ножницы, не нашел, рухнул на землю раненым.
«Вот дела, пулеметы не подавим — рота не пройдет, наступление полка может сорваться, — думал Григорьев. — Поднять столб, пожалуй, быстрее, чем в темноте ножницы искать, проволоку резать да концы в сторону отводить. Осилю, не зря штангой занимался. Эх, была ни была…»
— Машин, — крикнул Александр помощнику. — По отделению на пулемет пошлешь. Я догоню.
Главный старшина сбросил гимнастерку, рывком разорвал ее по швам и обмотал тряпками руки. Когда на минуту погасли ракеты, он подскочил к высокому, окутанному проволокой столбу, обхватил суковатое бревно и стал его раскачивать.
Раскачав столб, Григорьев нагнулся и потянул его. От напряжения у главного старшины вздулись сосуды у висков, по лицу заструился пот. Медленно поползли вверх стальные нити.
— Братва, давай! — крикнул Александр. — Я держу.
Сильно пригнувшись, под проволокой прошел высокий сутуловатый Машин и, не оглядываясь, побежал к вражеским окопам. За ним поспешили другие.
На соревнованиях, если вес взят, бросай штангу. Сейчас надо было ждать, пока пройдет взвод. В какие-то мгновения вдруг промелькнули перед глазами Григорьева недавние довоенные соревнования. Тогда не удалось ему взять рекордный вес. «Теперь поднял столб, который тащила вниз проволока. Может, флотский рекорд побил», — усмехнулся главный старшина.
Острые шипы, словно разозлившиеся осы, жалили руки. Жгло грудь. Александру казалось, что дышит он раскаленным, обжигающим воздухом. «Продержаться, еще немного продержаться», — приказывал он себе. Стиснув зубы, главстаршина стоял, подняв тяжелое бревно. Над головой пронеслись огненные трассы. «Может, и убьют, да побольше бы наших прошло», — решил он. Но не слишком метко стреляли ошеломленные гитлеровцы.
Рванули гранаты, замолчали фашистские пулеметы. Григорьев крепче сжал столб, боялся выпустить его, подходившую роту задержать, видел — бегут к проходу моряки других взводов.