— Молодец! — на ходу бросил Силантьев и помчался вперед.
Увидев, что все прошли, Александр перехватил столб, перешел на другую сторону проволочного заграждения и с облегчением отдышался. Он догнал взвод, когда фашисты уже отходили. Не смогли они удержаться у дороги, когда с тыла зашла рота Силантьева.
Угас бой у дороги, еще раньше стих он у моря, где только наклоненный, вывороченный из земли, слегка раскачивающийся на хлестком ветру столб напоминал о ночной атаке. Тихо шептались друг с другом, шевеля вскинутыми к небу ветками, сосны, и говорили они, наверно, о моряках, об их отваге, какой никогда раньше не видел старый лес.
Приятно щурилось утреннее июльское солнышко. Оно, будто целительный бальзам, подсушило кровоточащие раны на руках у Григорьева. Он тоже улыбнулся солнцу. Эту улыбку отдыхавшего в сторонке главного старшины заметил Силантьев. Он подошел к командиру взвода, дотронулся пальцами до белоснежных бинтов на его руках и как-то просяще предложил:
— В санчасть бы вас, чемпион…
Силантьев знал о спортивных успехах подчиненного, помнил, что на последних соревнованиях Александр немного не дотянул до флотского рекорда. Сейчас для главстаршины это слово — чемпион — прозвучало признанием: превзошел он, по мнению командира, победителя первенства. И стало радостно, празднично на душе у моряка.
Главный старшина слегка наклонил голову, поднял к лицу руки и, глядя на них, словно показывая, что пустяковые у него раны, ответил:
— Разрешите остаться в строю, товарищ старший лейтенант, чувствую себя отлично. А ранки… До свадьбы заживут!
Русская смекалка
Владимир Поликарпович Гуманенко не любил длинных совещаний. И на этот раз, собрав командиров торпедных катеров и заслушав доклады о готовности к выходу, перешел к главному:
— Наша задача — нанести удар по фашистским кораблям в районе Гогландского плеса. Пойдут три катера во главе со мной. Выход — по моему сигналу. Вопросы?
— Все ясно, товарищ командир отряда!
— Тогда по местам!
Взревели моторы, и, высоко задрав форштевни, торпедные катера понеслись навстречу бою. Гуманенко думал о нем и вспоминал прошлые встречи с противником. Лучше всего он помнил бой, который его отряд вел два года назад, в сорок первом.
Тогда в районе Моонзундских островов фашистские вспомогательный крейсер и пять миноносцев обрушили залпы орудий на позиции наших сухопутных войск. Ударить по врагу вышли четыре катера. Атаковали, прикрываясь дымовой завесой. Потопили миноносец, через две минуты отправили на дно второй. Себе командир выбрал самое сложное: атаку сильно вооруженного вспомогательного крейсера. Но действует иногда неизученный «закон подлости». Между крейсером и торпедным катером во время атаки оказался вражеский миноносец. Решение пришло мгновенно. Одну торпеду направили в миноносец, на полном ходу обошли его и второй торпедой поразили вспомогательный крейсер.
Побеждали не числом — умением и мужеством. Когда вернулись в Кронштадт, Владимир Поликарпович узнал, что за боевой успех ему досрочно присвоено звание «старший лейтенант». Потом, усмехнулся он, это звание ему присвоили еще раз, так сказать, в очередном порядке…
Но почему все-таки думается о том давнем бое? Видимость сегодня отличная, и тот бой проходил в условиях полной видимости. И тоже в сентябре был… Поэтому, может быть? Что ждет сегодня? Тогда фашистские корабли вели ожесточенный огонь, заградительный и прицельный, стреляли шрапнелью, но мы прорвались и ударили. Два миноносца утопили, повредили вспомогательный крейсер и эсминец. Но хвалили не только за это. Главное — сорвали обстрел врагом наших позиций. Один катер, правда, потеряли, но людей-то с него спасли. Некоторые из них сегодня опять в походе.
Думы Гуманенко прервал голос боцмана:
— Вижу цель! Пеленг… Дистанция…
Командир отряда, не отрываясь, смотрел в бинокль и вслух считал: «Один, два, три, четыре, пять… Сильный враг, а у нас всего три катера». Но последних слов он не сказал, а только подумал и приказал:
— Перестроиться в строй фронта!
Расстояние до противника сокращалось. Все отчетливее виднелись фашистские корабли. Враг открыл огонь. Навстречу катерам понеслись стрелы огненных трасс, а перед ними встали столбы взрывов, но катера Гуманенко продолжали стремительный бег. (Самый главный и самый опасный момент атаки, когда торпедные катера лежат на боевом курсе: сворачивать, маневрировать, каким бы сильным ни был вражеский огонь, нельзя, иначе торпеды пройдут мимо цели.) Залп — и торпеды с катеров стали прокладывать пенистый след. Фашистский тральщик озарился вспышкой взрыва и за считанные секунды исчез в пучине.