— Давай я посмотрю, зеркалом буду.
— Только правду говори, зеркало, — усмехнулась Катя.
— До свадьбы заживет, — сказал Оборя, тяжело вздыхая и не спуская с Кати широко раскрытых глаз. — Я бы сам на тебе женился.
«Чего он заладил одно и то же. Не свататься ли собрался?» — подумала Катя, чувствуя, как кровь приливает к лицу. Она не успела ответить, как подошел комиссар отряда.
— Никогда в жизни не думал, что так вот придется прокладывать дорогу лошадям, — сказал он. — Как отдохнули?
— Нормально, — одновременно ответили Катя и Петр.
Николай Петрович улыбнулся. Почти все, кого он спрашивал о самочувствии, отвечали так же: «Нормально!» Как будто не было трудного пути через леса и кручи, через заснеженные лощины и топкие, не везде застывшие болота. А впереди опасный путь к линии фронта.
Через два дня, когда уже был слышен гул канонады, пришел черед действовать Кате. Развернув рацию, она связалась с Центром. Вскоре обоз встретили красноармейцы и провели его вместе с небольшой группой партизан через передний край. Продовольствие затем было доставлено в блокированный Ленинград.
В оккупированных врагом районах из уст в уста передавалась весть о том, что из партизанского края в город Ленина было доставлено продовольствие и тринадцать тетрадей, в которых под письмом Центральному Комитету ленинской партии и Советскому правительству подписались тысячи партизан и колхозников. Они поклялись громить захватчиков до полного изгнания их с советской земли.
В этом коллективном письме были такие слова: «Кровавые фашисты хотели сломить наш дух, нашу волю. Они забыли, что имеют дело с русским народом, который никогда не стоял и не будет стоять на коленях».
Возвратившиеся из Ленинграда партизаны привезли ответ трудящихся города народным мстителям. Катя хорошо запомнила стихотворные строки из него:
У каждого самолета своя судьба. Есть машины, которые служат долго, налетывают много часов, фюзеляжи их украшают звездочками по числу одержанных побед. Другие, не набрав и крох летной жизни, погибают в первых боях. Судьба самолета в значительной мере — в руках летчика и техника. Выше мастерство пилота и авиатехника — дольше у машины век. Считают также, что в небе самолет опирается не только на подъемную силу крыла, но и на силу духа тех, кто готовил железную птицу к полету.
Все это инженер-капитан Зелесный прекрасно понимал еще с училища и был особо расположен к первым хозяевам «илов», выделяя из всего технического состава тех, за кем непосредственно закреплены грозные машины. Знал о такой симпатии своего начальника и техник Георгий Иванидзе. Закрыв чехлами самолет, он подошел к Залесному. Инженер эскадрильи в это время распекал дежурившего по стоянке мастера по приборам младшего сержанта Сыщикова, который сбросил бомбы со штурмовика прямо на землю, и в сердцах обещал, что сделает его вечным дежурным по стоянке.
— Ветрянки у взрывателей на одной бомбе погнулись, — сознался мастер по приборам. — Электросбрасыватели проверять стал, не посмотрел, что бомбы подвешены.
— Думать надо, — прорабатывал Сыщикова Залесный, которого самого порядочно взгрел командир эскадрильи. — А если бы другие взрыватели стояли?.. Что тогда?.. — Помолчав, добавил: — Опять же вылет задержали!
— Отдайте меня под суд или отдайте в пехоту, — не выдержав разноса, заявил Сыщиков.
Залесный внимательно посмотрел на прибориста. Строг был инженер эскадрильи, но в обиду никого не давал. Со всеми считался, всем помогал, советовал, сам больше других работал — беспокойный человек на беспокойной должности. Он и командиру пытался доказать, что Сыщиков специалист молодой, неопытный. Бывает, раз в сто лет и палка стреляет. Ошибся, сбросил бомбы. Еще хорошо, капитан Вологдин поддержал инженера, дескать, отчислим Сыщикова — его дальше передовой не пошлют, а он и так на фронте.
— Товарищ капитан! Дело есть, — обратился Гога Иванидзе к Залесному и, вытянув руки по швам, стал не мигая смотреть на инженера — «есть глазами» начальство.
— Что-то раньше такого рвения к строевой подготовке не замечал. Видишь, занят же! — сердито сказал инженер.
— Понимаю, но у меня дело важное, — выпалил Гога без смущения.
— Чего еще? Ведь видишь, что прибориста отчитываю. Решил сбить с меня пар?