— Хорошего не жди, — стала рассказывать немолодая женщина, утирая слезы. — В соседней деревне зашли два фашиста к старушке. Требовали по-своему млека и яиц. Старая-то говорит, не понимаю. Один по-русски то же самое сказал. Старушка в ответ: «Я вас, гадов, и по-русски не понимаю».
— И что же? — спросили несколько человек разом.
— Убили. Соседка у окошка стояла, весь разговор слышала, — вздохнула женщина и замерла вместе с толпой.
Из здания сельсовета вывели старика директора со скрученными проводом руками. За ним шла его дочь с грудным ребенком на руках. Солдаты сбили старика с ног. К его рукам и ногам привязали толстые веревки и прикрепили их к крюкам на танкетках.
— Ахтунг! — заорал толстый обер-лейтенаит.
Он мог бы и не произносить этого слова. Все жители с ужасом смотрели на урчащие машины и распростертое на земле тело. Танкетки медленно тронулись с места. Тело директора школы поднялось над землей. Вологдина закрыла глаза. Истошный крик: «Изверги!» — вывел ее из оцепенения. Она увидела два обрубка разорванного человека, из которых хлестала кровь. Тут же солдаты схватили дочь директора и вместе с ребенком бросили под гусеницы.
Кате казалось, что у нее вырвали кусочек сердца. В ней не было страха, копились лишь злоба и ненависть. Голова отяжелела, жгло в гортани. «Казнят нещадно, — кричало сознание, — не спрашивают, стар ты или молод, виновен или нет. Отольются вам народные слезы, придет время!» Обер орал, что так будет с каждым коммунистом, со всеми, кто помогает Советам…
— Что видели, расскажите. — Взволнованная учительница сама подошла к Вологдиной. — Даже детей не щадят. Вот навели «новый порядок», уезжают, — показала она на клубы пыли, тянувшиеся за машинами и танкетками. — А как сообщить, если что узнаем?
— Командир передал, чтобы в дупло березы у горелого леса записочку положили, — шепнула партизанка. — Пошла я…
Но не все каратели уехали. В школе учительницу ждал полицай. Она давно знала этого человека, бывшего дружка ее старшей дочери. Изменником оказался, пошел к оккупантам в услужение, но жила, видно, в нем частичка воспоминаний о прошлом. Пряча глаза, подал матери Светы записку и ушел.
Учительница торопливо прочитала: «Мама, спасибо, прости и прощай». Дальше шел какой-то непонятный текст: «Слушай товарищей, армяк родным отдай, сама-то абойдусь. Дорогая, единственная, обнимаю Мишу, Иру, Дину. Поклонись родным, если доведется апять лицезреть их. Твоя дочь Света».
Туповатый полицай, прочитав записку, не усмотрел в ней ничего странного и передал матери связной. «Не мне записка, — догадалась учительница, — в отряд. Надо быстрее к горелому лесу, не тропой, напрямик. Да куда мне с больным сердцем. Послать младшую дочь… А попадется? Не все полицаи ушли. Малышка совсем, старшую потеряла… А вдруг записка опоздает? У нее, возможно, сейчас ключ от важной тайны». Подумав так, учительница подошла к сидевшей у стола дочке и погладила ее по русой головке. Та ободряюще посмотрела на мать:
— Что, мамочка?
— Так, ничего, ничего, дочурка.
И снова круговерть мыслей, перед глазами картина казни старика — директора ее школы.
— Ты большая уже, — с трудом, словно выдавливая из себя слова, сказала она дочери. — Записку в дупло березы в горелом лесу.
— Знаю, — выпалила девочка. — Светка туда ходила.
— Смотри, чтобы не увидели. Беги.
Когда решение принято, становится легче. Только не материнской душе…
Командир отряда, не проколдовав над запиской и десяти минут, понял ее смысл. Он подчеркнул первые буквы слов текста: «Слушай товарищей, армяк родным отдай, сама-то абойдусь. Дорогая, единственная, обнимаю Мишу, Иру, Дину. Поклонись родным, если доведется апять лицезреть их». Получилось: Староста Деомид предал».
Деомид был старостой двух соседних деревень. Жил не в той, где школа, в соседней. «Вот от кого, оказывается, узнали враги о партизанской стоянке, — думал Колобов. — Может, проклятый предатель сам и пытал девушку? Каков оказался! А разве подумаешь?! Помогал продуктами. В верности Советской власти уверял. Только глаза жесткие, без тени тепла. За ошибки жизнями приходится расплачиваться».
О последнем подвиге связной, о своих думах Дед рассказал товарищам. Уставив в землю погрустневшие глаза, спросил:
— Кто пойдет на встречу с Деомидом Крекшиным? Важно проверить все, если предатель — казнить!