…Важен был, очень важен для врага этот большой конвой. В Прибалтику на кораблях и судах шла хорошо оснащенная техникой боеспособная часть. С разных направлений и высот навалились на конвой «илы», сопровождаемые «яками». Истребители связали боем «мессершмитты», штурмовики через завесу заградительного огня кораблей атаковали транспорты.
— Я Второй! Третий, Четвертый, Пятый — атака! — передал Вологдин самолетам группы.
Четверкой легли на боевой курс, едва не цепляясь за судовые мачты. Так можно было ударить точнее. Сброшенные Михаилом бомбы попали в крупный транспорт. Две сотки на палубу другого судна положили его ведомые.
— Точно! Видел, накрыли! — крикнул Вологдину воздушный стрелок, заметив из задней кабины взрыв. — Молодцы мы!
«Отличный парень мой Долгов», — думал капитан.
…Когда судьба «курляндской крепости» — ее блокировали сухопутные войска и флот — была предрешена, флотские «илы» перебросили туда, где они были нужнее, — в Восточную Пруссию.
— Товарищ майор, я сержант Вологдина, — представилась вошедшая к командиру штурмовой эскадрильи Гусеву молодая стройная женщина в отлично подогнанной морской форме.
Майор встал и, сразу поняв, что перед ним жена его заместителя, все же спросил на всякий случай:
— Вы жена капитана Вологдина?
— Так точно, товарищ майор!
— Может быть, прибыли в его распоряжение? — улыбнулся Гусев и жестом пригласил ее сесть. — Ваш муж должен сейчас подойти, — сказал комэск. — Подождем. Так вот вы какая! Давно о вас знаю со слов Михаила. Трудно было добиться перевода к нам?
— Трудно. И сейчас ничего не получается, не взяли в стрелки, на радиостанции приказали работать. А Михаил ничего и не знает ни о моей новой профессии, ни о новом назначении.
— Значит, сюрприз для него приготовили? — улыбнулся майор.
— Так точно. Сейчас сижу, дрожу, не знаю, как и встретит…
— Славный вы человек, Катюша, и настоящий друг. Михаил будет очень рад. Вот и сам он идет, — кивнул командир эскадрильи на окошко.
Вологдин шагал широко, чуть прихрамывая на левую ногу.
— Миша, Мишенька, родной мой… — шептала Катя, прижавшись лицом к стеклу, совсем не стесняясь Гусева.
Он уже подходил к землянке, а Катя все твердила его имя, не в силах сдвинуться с места, чтобы бежать навстречу. Михаил увидел жену, обрадовавшись, бросился к ней и сказал совсем не то, что, наверно, следует говорить в таких случаях:
— Откуда ты взялась? Почему в форме? Тебя призвали в армию?
— Так точно. Я радистка с сорок второго года. Теперь окончила курсы военных стрелков. С тобой стану летать!
В ответ капитан покачал головой:
— Не выйдет!
— Уже вышло, на полковой радиостанции буду работать, тебя всегда слышать.
Вечером в тесной вологдинской комнатке собрались вчетвером — Катя с Михаилом, комэск, инженер. Вологдины сели на застеленную байковым одеялом кровать, гости разместились на табуретках.
— В тесноте не в обиде, — сказал Иван Залесный, выставляя на тумбочку нехитрую закуску.
— А где ваша жена? — спросила его Катя.
— В Москве у мамы моей сейчас. Потомство растит. Советую вам с Мишей не отставать!
— Давно перегнали, — улыбнулась Катя. — Дочке скоро семь.
Гусев перевел удивленный взгляд с Вологдина на Катю.
— Круто судьба с одной девчушкой ленинградской обошлась, — продолжала Катя. — Решили ее к себе взять, когда война кончится. Переписываюсь с ее воспитательницей, посылаю иногда кое-что. Миша все знает. Разве не говорил?
— Мне-то сказал по старой дружбе, а другим объявлять запретил, — засмеялся Иван Залесный.
— Чего особенно говорить-то? Вырастим ребенка, — сказал Михаил.
— В Новый год я еще задумала, — сказала Катя, раскладывая ложкой тушенку на куски хлеба, — что сорок шестой будем встречать в семейном кругу в Ленинграде. Мы с Мишей, мама моя, Галинка и вы, наши боевые друзья. Обязательно приходите. Хорошо?
— Придем, — сразу согласился Гусев.
— А мы куда Андрюху-малого денем? — засмеялся инженер.
— С ним и приезжайте, — ответила Катя.
— Хорошо, тогда принимаю приглашение. А сейчас вместе с комэском откланяемся. Кате с дороги отдохнуть надо.
Проводив гостей, Вологдины снова сели на узкую солдатскую кровать и прижались друг к другу.
— Сколько же мы не виделись? — проговорила Катя.
— Со второго января тысяча девятьсот сорок третьего года. Больше двух лет…
Командующий 3-м Белорусским фронтом Маршал Советского Союза Василевский в который уже раз, словно не доверяя метеосводке, озабоченно посматривал в окно. Брюхатые облака жались к самой земле. Густая завеса дождя и тумана закрывала от глаз осажденный советскими войсками Кёнигсберг. Генералы и офицеры штаба понимали тревогу командующего. Приближалось назначенное время штурма города, объявленного Геббельсом «лучшей немецкой крепостью за всю великую историю Германии», а погода не улучшалась. Из-за дождей и туманов не могли подняться в небо самолеты, снижалась точность орудийного огня, раскисли дороги. Дождь словно размывал саму возможность использования нашего превосходства в артиллерии и авиации.