С новой силой бои разгорелись 8 апреля, но вражеские контратаки заметно ослабевали. «Илы», снизившись, штурмовали форты, идя на бреющем впереди пехоты. Моральный дух защитников крепости, объявленной фашистской пропагандой «абсолютно неприступной», иссякал.
9 апреля полторы тысячи самолетов вместе с артиллерией ударили по удерживаемым гитлеровцами кварталам. Наши войска прорвались к центру города — к островам бастионов и башен с толстыми стенами, к прусскому королевскому замку. Над районом замка в три яруса каруселью кружили самолеты — выше всех тяжелые бомбардировщики, от взрывов бомб которых трескались четырехметровые стены башен замка, на средних высотах — пикирующие бомбардировщики Пе-2, а над самыми крышами, над взбудораженной землей, — «илы», уничтожавшие бомбами и снарядами пушек мелкие цели. Во второй половине дня самолеты перестали летать к замку: наши войска уже вели бой в здании. К вечеру гордость пруссачества пала.
Но фашисты еще держались в центре и восточной части города. Это было уже бессмысленное сопротивление. Наконец, осознав это, комендант Кёнигсбергского гарнизона генерал Отто Лаш подписал акт о капитуляции.
В полночь и командование фронта, и рядовые воины слушали приказ Верховного Главнокомандующего. Москва из трехсот двадцати четырех орудий салютовала мужеству и ратной доблести войск, взявших штурмом Кёнигсберг. Долго еще летчики-балтийцы не отходили от машины с радиостанцией.
— Фашисты клялись, что скорее Балтийское море высохнет, чем русские возьмут Кёнигсберг, — сказал Иван Залесный. — Крепость пала, ну а над морем еще полетаем!
— Кто полетает, а кто вслед посмотрит, — улыбнулся Вологдин.
— Нет, брат, — не захотел на этот раз поддержать его шутку Иван Залесный. — Я в каждом полете с вами. Как твоя Катя.
Крупная группировка фашистов оказалась прижатой к Балтийскому морю на Земландском полуострове, между занятыми советскими войсками Кёнигсбергом и немецкой военно-морской базой Пиллау. Гитлеровское командование решило перебросить эти части морем для укрепления своих оборонительных позиций к северу от Берлина. Полкам «Ильюшиных» и «Петляковых» было приказано сорвать эвакуацию врага.
Вражеские конвои в море штурмовали всем полком. 18 апреля во время утреннего налета повредили четыре, а вечером потопили шесть кораблей врага. Заметными были победы, но немалыми и потери. С задания в тот день не вернулись пять «илов» полка. Назавтра штурмовики, предводимые Вологдиным, атаковали немецкие суда в Кёнигсбергском морском канале. Вражеские зенитки стреляли с обоих берегов. Вдруг огонь прекратился. На «илы» набросились «фокке-вульфы». Штурмовики спикировали и перешли в горизонтальный полет почти у самой воды.
С этого задания не вернулся ведомый Вологдина старший лейтенант Алексей Киселев. Михаил успел увидеть, как от его уже горящего самолета, прочертив небо огненным хвостом, понеслись на вражескую батарею реактивные снаряды. Потом, охваченный пламенем, штурмовик исчез из поля зрения. Пять раз Киселева сбивали, и каждый раз он возвращался в эскадрилью. Везучим был пилот, ни разу даже не царапнуло. Боевые друзья надеялись, что и на этот раз все закончится благополучно. Несколько дней ждали: не вернется ли? Не вернулся…
Потесненные со всех сторон, остатки группировки «Земланд» оборонялись в районе Пиллау. Все ближе к городу продвигался фронт. Личный представитель Гитлера гауляйтер Кох сбежал на ледоколе — удрал, опасаясь гнева фюрера, не в Германию, а в Данию. Войскам он приказал сражаться до последнего, и фашисты дрались с отчаянием обреченных. Но обреченный не может выжить — такова его судьба. 25 апреля наши войска ударом с моря и суши овладели городом и военно-морской базой Пиллау…
На земле Восточной Пруссии отбушевала и стихла война, но для морских летчиков она продолжалась. Самолеты штурмовали фашистские корабли и суда с остатками войск, пытающихся пробиться на помощь развалившемуся фатерлянду либо удрать на запад, чтобы сдаться англо-американцам. Летчики все делали для того, чтобы ушедшие от берега в море больше никогда не ступили на твердую землю…
А то, что окончательная победа совсем близка и грянет со дня на день, чувствовал каждый.
— Мишенька, какое сегодня число? — спросила Вологдина мужа.
— Понедельник, седьмое мая. А что?
— Уже неделя, как Берлин взяли. Я думала, до фашистского логова дойдем — войне конец. Когда же она все-таки кончится?
— Завтра, радость моя!