А рядом с этими третьими домами – красивая новостройка-комплекс. Она огорожена забором, вокруг нее много зелени. Она возвышается среди всего остального – в ней этажей 25. А за ней беспрерывным потоком идут дома – преимущественно серые с темными балконами.
Черт побери, в каждом из этих домов тысячи окон. За каждым из этих окон – история какого-то человека. Этот человек сейчас пришел с работы или собирает чемоданы для путешествия. Этот говорит по телефону с мамой или моет своего маленького сыночка в ванне. Этот учит школьное задание по литературе или переживает расставание с девушкой. Готовит себе яичницу или пьет пиво.
Так странно осознавать себя малюсенькой частичкой этого общества. Смотреть на бесконечные окна бесконечных домов и осознавать, насколько много людей вокруг тебя. У каждого своя судьба. Свой характер. Свои переживания. Но эта часть размышлений даже как-то вдохновляет. Есть еще другая часть – и вот она давит.
Эта последняя часть заключается в осознании того, что ты, как частица этого мира, принимаешь на себя часть «духовного опыта» этого мира, этого народа. Люди страдали и умирали так, как мы себе сейчас представить не можем совершенно. Но что самое страшное – и они не могли себе этого представить, когда жили мирно. Да, уровень жизни был все равно хуже. Но если ты живешь в мире, ты, все-таки, живешь в мире. А когда начинается война, она рушит мирные устои в любом обществе и любое время. Это ужасно. Это даже более чем ужасно, это невыносимо больно и непередаваемо грустно.
Когда я изучала историю и культуру СССР, я валялась на кровати или стояла в туалете и рыдала. Я просто рыдала взахлеб, когда читала или слушала истории про детей в 30е годы, которые пытались выжить. Я рыдала.
Я шла после этого и напивалась. Я обсуждала это со своими друзьями. Кто-то говорил: даже не хочу думать об этом, перестань. А кто-то разделял мои чувства и мою точку зрения. Мы пили вместе. Мы пили в честь всех этих детей (и не только), но пили с великолепным осознанием, за что мы это делаем. Мы пили, чтобы избавиться от этих мыслей и от этих чувств. Мы пили, чтобы самими продолжать жить, а не терзать себя образами, которые навсегда канули в небытие. Мы пили, чтобы заглушить стон души. Мы пили, когда осознавали, что происходило и что происходит сейчас. Мы пили, чтобы сбежать от тупости, от бесполезности, от глупости и нелогичности общества. Мы пили и плакали. Мы плакали и пили. Мы пили, чтобы не плакать.
И когда я приходила после этого домой, а мама со своим серьёзным лицом надменно говорила: «Ты хочешь стать алкоголиком? Хочешь убить свое здоровье? Хочешь убить свое будущее?», мне хотелось то ли рыдать, то ли злиться на маму.
И тут все нелогично. И тут все так грустно, так больно, так ужасно. Неужели этот мир никогда не поменяется? Неужели я обречена быть частичкой этого ужасного мира? Я стояла и слушала мою мать. Я злилась на нее, обижала ее. Но мне казалось, что это более справедливо, чем все остальное. Я, пьяная, стояла, слушала нотации и восклицания своей матери, которая и подумать не хотела, что в этот момент творилось в душе у ее дочери.
Региональный этап я все-таки прошла. Поехала на всеросс. Но не взяла его. Не стала ни победителем, ни призером. Я рыдала. Рыдала очень долго. Рыдала везде – во время уроков, на улице, в метро и у себя в квартире. Иногда останавливалась, думая, что выплакала все слезы, но потом снова начинала рыдать. Я слегла с болезнью недели на три. Лежала, отсыпалась, плакала, через какое-то время стала пытаться осознать что-то. Мне было очень хреново физически. Физически даже больше, чем морально. Моя апатия сказалась на организме. Я стала очень нервной и раздражительной. Но три недели практически постоянного сна, лежания в кровати и всех вышедших со слезами эмоций взяли свое. Мне стало получше. Потом уже, после моей болезни, началось лето.
Я понимала, что и так достигла очень много. Ничего не зная про олимпиады, никого до этого не готовясь, я за один год взяла регион. Я поняла, что я талантлива и мне надо развиваться в этом направлении. Я поняла, что по сравнению со многими другими я усидчива. Даже очень. И послушав подробные истории других ребят, я узнала, что моя апатия – это еще ничего. Бывает хуже. И эти ребята может иногда и выглядят неплохо, и разговаривают адекватно – но им безумно тяжело на самом деле.
То, что я не стала ни победителем, ни призером, никаких льгот по поступлению в ВУЗ мне не давало. У меня еще был шанс попробовать снова в одиннадцатом. Я сразу проходила на последний этап. Но я не скажу, чем все закончилось. Мне хотелось бы сказать кое-что другое.