А в какие-то моменты мне становится безумно грустно. Потому что возникает странное непреодолимое ощущение. До дома моего парня я могу доехать за полчаса на метро. У меня есть руки, ноги, я могу оформить себе пропуск. Я беспрепятственно могу дойти до его дома, подняться, открыть его дверь. Увидеть его, обнять, поцеловать. Ну, и что тогда мне мешает это сделать? Почему я до сих пор сижу здесь, за этой проклятой запертой дверью? У меня будто ноги скованы – но вот, я смотрю на них, и они совершенно свободны. Две ноги, которые могут пойти в любую точку этого гребного мира. Так почему же я не могу открыть дверь? Там отбрасывающее невидимое поле?
Я подхожу, трогаю ручку двери – ничего подобного. Я могу открыть ее и выйти. Там будет коридор. Потом лифт. Почему же я не могу совершить насколько простое действие? Потому что родители мне сказали: нельзя. Но где, где тут место для моей любви? Я готова сбежать, мне ничего не страшно. Зачем мне чего-то бояться, это же так глупо. Что же я, умру, если выйду за дверь? Какая чушь. Я хотела бежать, нестись по улице, чтобы мои волосы тысячекратно развевал ветер. Мне было без разницы на все эти глупые преграды – всего лишь слова и страхи. Бежать, бежать, мчатся к моему любимому – подняться к его балкону, рыдать возле его двери, чтобы меня впустили.
О, проклятые, глупые страхи, думала я. Моя любовь – у меня такое ощущение, будто она поборет всё. И вот в таком противоречии, когда я не могу выйти за дверь и побежать по улице, проходят часы моей жизни. Я рыдала, я истязала себя душевно. Мои чувства всегда были и есть с ним, в нем, о нем, для него. В какие-то моменты мне казалось, что я готова повалиться на постель и безутешно рыдать. Душа разрывалась.
А я тихо сидела какое-то время. Молчала. Терпела. Потом не выдержала. Поговорила об этом с мамой. Она сыпала какими-то безумными, нездоровыми аргументами. О, что страх способен сделать с людьми! В каком обществе я живу – в том, где людям доступен такой страх! Где они добровольно готовы его испытывать! Это никакое не благоразумие, это смерть. Я лежала на кровати и действительно умирала. Я не знаю, сколько нервных клеток у меня пропало. Я даже думать об этом не хочу. Я думала, думала, думала сквозь рыдания и никак не могла понять, почему я не могу помчаться к моему любимому сейчас же, сию минуту. Это было так трудно. Я лежала и сердце мое разрывалось. Я рыдала в коридоре, я сползала по двери. Моя мама постоянно что-то твердила мне. Кричала. А я рыдала и не различала, где тут реальность, а где мир в моей голове. Постоянно перед глазами вставал мой парень – как я его обнимаю, как касаюсь его руки. Как слышу вживую его голос. И я никак не могла избавиться от этих картин. От этих навязчивых, удушающих, съедающих меня изнутри мечтаний. Я шла в туалет (боже, какая бытовая деталь) – я видела, как мы идем вместе по дороге. Я ела – я видела, как мы лежим в траве, обнявшись. Я училась и представляла, как готовлю ему завтрак, хотя такого никогда и не было. Мечты были постоянно. И в припадках у двери они превращались в сумасшествие. Я хотела разорвать этот гребный дом и сбежать. Разбить стены. Обрушить потолок. Искромсать мебель на мелкие кусоки. Вылететь в окно, и полететь вперед. А я сидела у двери и истошно рыдала. Передо мной висело мое пальто и мамина куртка. Ветровка братьев, которые сидели и играли в лего в комнате. Папина жилетка. На вешалке. А внизу стояла обувь. Это расплывчатыми пятнами било в мою душу. Мое тело содрогалось. Я готова была истязать себя до конца моей жизни, пока я не упаду в забытье. Я чувствовала жесткий ковер. И снова передо мной были пальто и его руки. Куртка и его лицо. Жилетка и его плечи. Ветровка и его глаза, глаза, глаза. И я почему-то не могла нажать на ручку двери. Мое сердце билось. Истошно билось. Пульсировали ноги. Текли слезы. Но на ручку я все равно нажать не могла.
И вот теперь я задаю вопрос: а стоило ли это всё таких переживаний, таких трудностей, таких истязаний? Стоило ли это того? Надо было нажимать на чертову ручку. И мчаться к моему парню, никого не слушая. Любви нет преград. Особенно, когда преграда – это ручка двери. И страхи мамы. И вот последние, наверно, и побуждали меня к таким эмоциям. Только потому, что я уважаю и люблю свою маму, я не нажала на ручку двери. Мне было больно смотреть на то, как она боится всего происходящего, как изъедает себя своими фантазиями. Мне из-за этого было еще больнее, чем от мыслей о моем парне. Это невыносимо глупо. И невыносимо грустно.
Сейчас середина июня. И мы договорились с мамой, что на следующей неделе я встречусь с парнем. Я уверена, что не произойдет ничего плохого. Того, что боятся мои родители, не существует. Существует коронавирус. Но мои родители боятся какой-то чумы, от которой умирает каждый второй. На следующей неделе я открою эту гребную дверь. На следующей неделе я смогу это сделать. Я увижу коридор, переполненный всеми вирусами на свете. Но о, как же мне плевать. Потому что в этом коридоре я увижу своего парня. Я увижу мир. Мир, в котором солнце не истязает душу своими яркими, тёплыми, оранжево-розовыми лучами. Я увижу мир, где солнце согревает ее. Я увижу его глаза, и жизнь вновь обретет смысл.