Во дворе посередине поставили Алтарь, украсив позади символическими воротами в Небесное Царство. Алтарь сделали из неугасимого дерева, украсили ветками, которые тут же проросли. К Алтарю вела широкая дорожка, посыпанная цветным гравием, который притащили водяные. Камушек к камушку, по цвету и размеру, выложенные узором. Кто-то прикатил с гор нетесаные камни, из которых соорудили жертвенник, расположив его перед Алтарем.
Серебро с изб еще не сошло полностью, они не спешили сбрасывать с себя дорогое одеяние, так что Храм получался не абы какой, а очень даже нарядный, сияющий в свете солнца. По большому счету, рассудил Борзеевич, в храмы люди серебро и прочие драгоценности несли, а к избам оно пришло само: чем не святое воздаяние?
Земля тоже не поскупилась, по велению Дьявола вокруг изб выросли земляные валы и укрепления. Старшая изба стала правым крылом Храма, а изба-баня левым.
Одно плохо, изба-баня, когда стала Храмом, баней быть уже ни в какую не захотела – решила, Храмом быть престижнее, а старшая наотрез отказалась готовить еду, так что кашеварить пришлось самим, а мыться на реке, грея воду на костре.
Второй день приготовлений пролетел незаметно, Борзеевич, как Главный Храмовник, чем-то занимался внутри, но к концу дня Храм был готов.
Манька бродила вокруг да около и не находила себе места, пока Дьявол не прикрикнул на нее, заставив принять участие в устроении Храма. Все помещения имели какое-то значение, и ее посылали то в одну комнату, то в другую, заставляя запомнить расположение Храма, чтобы в Аду она смогла примерить устроение Храма на себя и на свою землю. Она долго путалась, пытаясь запомнить, пока Борзеевич на каждой двери не повесил табличку.
Левое крыло Храма символизировало землю вампира, правое – ее собственную. И даже чердак и подвал у земли, оказывается, имелся. Ей объяснили, что в Аду она должна стоять, как суслик-столбик, посередине двух земель – во дворике, и обозревать обе земли, каждая из которых была разделена на три части, а еще как-то заглянуть на чердак и в подвал, которые у земель тоже имелись, а поверженных демонов и древних вампиров сжигать на жертвеннике, чтобы благоухание их порадовало Создателя…
В Храме было пусто. Вход в Храм не предполагался для простых смертных, которые не имели в том особой надобности, поэтому отсутствие прихожан огорчало только Борзеевича.
Манька до самого последнего момента не верила, что ее будут убивать, до службы она одна толпилась у ворот Храма, заглядывая внутрь через щель.
Первую службу отслужили вечером.
Ради такого случая ее заставили помолиться земле и Храму и пустить стрелу, как научил ее Дьявол, подстрелив голубя, который повадился гадить на чердаках изб. Избы давно пытались его изловить: после ущемления Бабой Ягой, они болезненно дорожили своей чистотой. Метла только гоняла фекалии из угла в угол, пока Манька не брала в руки совок и веник. Так что голубь был поражен не зря.
Его рассекли на две части и возложили на жертвенник из камней. Дьявол растворился в небе, ухнул оттуда молнией, запалив его. Между одной и другой частью пробежал жидкий огонь, и голубок, восстав из пепла, улетел восвояси, получив хороший урок.
Борзеевич помолился на оба крыла Храма.
С обеими избами пришлось повозиться, прежде чем обе они изволили успокоиться, отвечая умными флюидами некой мыслительной материи, которые не воспринимались никак, разве что Манька вдруг ясно припомнила некий эпизод своей жизни. Припомнила так, как не могла припомнить ни до, ни после, как будто избы пропустили через себя частичку ее матричной памяти, которая после встречи с вампирами отсутствовала напрочь, очистив ее и вернув ей.
Знак был хороший – Храм действовал по всем правилам, написанным в той книге, которую Борзеевич взял за основу храмовых церемониалов.
Все остались довольны, даже Манька слегка успокоилась. После воскресения голубя, она поверила, что Дьявол способен воскресить кого угодно и где угодно. О таком чуде она читала, но увидеть своими глазами оказалось куда как впечатляюще. Конечно, быть рассеченной надвое ей хотелось бы меньше всего, но ее смерть была делом решенным. Даже водяные посчитали это благим делом.
И тут Дьявол заявил, что воскрешать себя она будет сама…
Оказывается, воскрешал он не покойника, а человека, у которого напрочь отсутствовали жизненные силы, который был на грани умерщвления – самое запущенное в мерзости и гниении перед лицом его существо, которому трех жизней не хватит, чтобы воскреснуть. Проклятый человек в Храме истаивал от кровопролития, поэтому мог напугать остальных адептов и учеников, да просто желающих обрезать крайнюю плоть сердца, поэтому его помощь в воскресении была корыстной, исключительно для поддержания веры прочих воскресающих в себя, когда они не видели конца и края мучителям. Не как чудо, а как естественный процесс упорного и неусыпного бдения собственных внутренностей, для познания всяческих ухищрений нечисти. А раз она одна, да еще воскресать собралась через вознесение на небо, можно сказать, ускоренным курсом, никакой пользы от помощи для себя не увидел.