Правда? Тоже, навряд ли... Затащить Коня на какие-либо официальные мероприятия можно лишь под страхом смерти, хотя... Хрен чем его напугаешь... Нет, имя-отчество у него, конечно, тоже были - звался он Юрием Николаевичем, да и фамилия, опять же, вполне себе обычная - Коновалов. Но этот факт знали, разве что, в отделе кадров, и то не все, и не наверняка... Конь был худ, поджар и волосат. Он носил широкую лопатообразную бороду, по которой всегда можно было прочитать, что сей ученый муж ел за завтраком, и всклокоченную сивую шевелюру, чем очень походил на памятник Карлу Марксу. Ну, на тот, который на Театральной площади, если кто не знает. Лабораторных халатов у Коня сроду не бывало, поскольку принадлежал он к славному геологическому племени. Поэтому на службе он постоянно появлялся в одной и той же, протертой на сгибах до белизны, старой штормовке, вытертых джинсах и навороченных ковбойских сапогах, подаренных ему на юбилей нашим шефом, лет эдак пятнадцать тому назад. Работал же старший лаборант в коллекторской, расположенной... Да, да! Не смейтесь! В цокольном этаже институтского корпуса. Где среди тысяч пеналов с кернами разведочных бурений и горами экспедиционного оборудования стоял могучий, помнящий еще Пржевальского, письменный стол, и обшарпанный вьючный ящик - стульев Конь, почему-то, не переносил. Вся поверхность немалой столешницы, была завалена горами исписанных вдоль и поперек машинописных листов, всевозможными папками и скоросшивателями. Это и была святая святых, Шамбала, не побоимся этого слова, Вечного Старшего Лаборанта - это была его «Работа»! Подходить ближе, чем на шаг, а тем паче прикасаться к этим бумажным пирамидам было равносильно смертному приговору. С немедленным приведением оного в исполнение, перед строем младших научных сотрудников! Вот таким вот и было местообитание нашего Вечного. Хотя... Случился однажды прецедент, чуть не поколебавший ту самую - «вечность». Это было в те, тяжкие, для отечественной науки годы (интересно, а когда они легкими-то были?), когда начались повальные сокращения бюджетов и увольнения сотрудников. Высокое начальство, промокнув платком вспотевшую лысину, уже взяло в руки перо, дабы вписать фамилию нашего героя список подлежащих увольнению бедолаг, когда, неожиданно , выяснилось что... Постойте, постойте! А кто же тогда сможет засесть в одиночку в таежном зимовье, где до ближайшей человеческой души полторы тысячи верст, в ожидании подвоза новых аккумуляторов для радиостанций? Которые обязательно забросят с большой земли вертолетом, на следующей неделе... Ну...К концу-то месяца точно... Если погода будет... А кто отправится на поиски группы студентов ( господи, избавь нас от запоя и практикантов!), ушедших картировать восточный склон, всего-то в каких-то двадцати километрах от лагеря и пропавших на неделю? А с эвенками скандалы улаживать кто будет, я вас спрашиваю?! А самое, а самое-то главное - кто тут у нас еще «интуитивист»? Тут, друзья мои, я вынужден сделать некоторую ремарку, поскольку именно эта особенность Конячьего организма и стала катализатором всей последующей истории. Дело в том, что Конь слыл одним из самых отпетых институтских «рукожопов». То есть, поручить ему сделать что-нибудь своими руками - не желать самому себе добра и покоя. В качестве ярчайшего примера подобного мастерства у нас, до сих пор, хранится изготовленная им коробка для образцов. Простой, метр на метр, деревянный ящик на постройку которого ушел весь наличный запас гвоздей экспедиции. Жуткими, криво-ржавыми букетами, торчат они из всех мыслимых мест, навевая воспоминания о самой бесчеловечной пыточной камере братьев святой инквизиции. Жуткая штука получилась... Человеконенавистническая... Ну так вот, в дополнение к этой, потрясающей, своей особенности, Конь имел еще одну - он был «интуитивистом». Например: проходя мимо, бьющихся уже третий час над умершим лодочным мотором, механиков, этот типус, тыкал своим кривым пальцем в какой-то проводок - и мотор оживал, наполняя радостным ревом Путоранские озера. Или, походя, стукнув кулаком по напрочь отказывавшейся работать армейской радиостанции - возвращал ее к жизни, под восторженные визги радистов. Вот такая вот особенность, объяснить которую, он и сам не мог. Эдакое экстрасенсорное чувство, что ли... И высокое начальство, основательно поразмыслив, решило, все таки, вычеркнуть фамилию нашего героя из «проскрипционных» списков академии. А поскольку слушок-то уже давно разошелся, и увольняемый народ бился в состоянии близком к истерике, это самое начальство удумало подсластить пилюлю, и... Подписало приказ на внеплановый, оплачиваемый отпуск старшему лаборанту - Коновалову Ю.Н. И надо же было такому случиться, просто мистика какая-то! Что именно в этот карьеро- и нерво-дробительный момент, Конь, получил совершенно невероятное приглашение, с которого, собственно, и началась эта история.