В данной ситуации Олег Дмитриевич Голдин не удержался бы, чтобы не процитировать своего любимого Омара Хайяма.
Что бы он выбрал?
Наверное, что-то вроде: «Счастлив тот, кто с красавицей нежной в объятьях по ночам от премудростей книжных далек».
Или такое:
— К чему это ты? — насупила бровки миниатюрная блондиночка. Оказывается, он рубай вслух соизволил прочесть.
— Стихи, — пожал плечами.
— Слышу, что не проза, — обиделась Светлана. — Совсем меня за дуру, что ли, держишь? Если вкалываю в «светской хронике», то думаешь, не читала Хайяма?
Вкалывает она. Бедняжечка, совсем обессилела.
Но ему сейчас не до глупых разборок.
Чтобы переменить тему, схватил одну из чашек. Кофе уже почти совсем остыл. Да и сварен был отвратительно. Переборщила красна девица с сахаром. Зря только привезенный из Эмиратов мокко испортила.
Вслух, понятное дело, неудовольствия не высказал. Наоборот, похвалил за хозяйственность.
— Вот и возьми меня к себе в помощницы вместо Любки, — последовал весьма неожиданный вывод из комплимента.
Степан чуть не подавился приторной коричневой бурдой.
Помощником? Вместо преданной и расторопной Любы Елисеевой, закончившей иняз Киево-Могилянки, знавшей, казалось, все на свете и бывшей журналисткой от бога?
— Подумаем на досуге, — ответил дипломатично. — Кстати, тебя подбросить в офис?
— Так сегодня ж выходной! — уставилась на него, как на очумелого, претендентка на место помощницы.
— Тогда до центра.
— Я тебе не солдат, чтоб за минуту собраться, — в очередной раз оскорбилась Светлана.
— Вообще-то за сорок пять секунд положено, — поправил. — Ну, как знаешь. Я побежал, пока шеф на пепел не изошел. А ты, как управишься, захлопни за собой дверь. У меня замок автоматический.
— Знаю уж, — огрызнулась красавица.
Он любил этот город. Хотя и жил здесь всего пять с хвостиком лет, с тех пор, как Кордон приметил его и пригласил на работу в свою газету, но уже всеми корнями сросся с Киевом. И готов был накостылять любому, кто дерзнул бы в его присутствии неуважительно отозваться о столице.
Вот и сейчас, рассекая по еще по-субботнему полупустым утренним улицам на своем «мондео», Степан в который раз отметил, что лето городу к лицу. Как ни одна другая пора года.
Конечно, оно и в остальные времена неплохо. Особенно зимой и весной, когда цветут знаменитые каштаны на не менее знаменитом Крещатике. Однако сезон летних киевских ночей — это песня особая.
«Тиха украинская ночь, прозрачно небо, звезды блещут», — как сказал о ней Пушкин.
Вот в родном Харькове. Тоже вроде Украина, и ночи должны быть такими же. Так ведь нет. Наверное, это воздух с Днепра придает здешним летним ночам такое очарование.
«Чуден Днепр при тихой погоде», — писал другой классик русской литературы.
Ехать с Русановки, где он квартировал, до улицы Веденской, где находился офис газеты «Авеню», было далековато. Слава богу, что пробок нет. А то добирался бы пару часов, не меньше.
Когда на горизонте замаячило здание, арендуемое их конторой, Чадов притормозил. Без проблем припарковавшись, что было бы мудрено сделать в будний день, вошел в подъезд.
Цербер на проходной потребовал предъявить удостоверение. Степан взглядом профессионала, привыкшего видеть потенциального противника в любом, кто становится на его пути, оценил подготовку парня. Ничего. Нормальная подготовка. Неплохо подбирает штат их охранное ведомство.
Раскрыл корочку. Охранник внимательно изучил записи, сличил фотографию с оригиналом, сделал пометки в журнале и милостиво кивнул, разрешая следовать дальше.
Поднявшись на второй этаж, начальник Восточного отдела прошествовал к кабинету шефа.
В приемной было пусто.
Значит, не аврал. И Ильич не свистнул всех наверх. Уже легче.
Толкнул дверь и заглянул вовнутрь.
— Проходи! — рявкнули из глубины кабинета. — Чего жмешься, как первокурсник возле деканата?
Степан зашел.
Глава еженедельника «Авеню» Дмитрий Ильич Кордон с хмурым видом восседал за массивным столом, крытым зеленым сукном. Стол был старый и остался здесь, вероятно, еще со сталинских времен, когда в доме размещалась какая-то писательско-журналистская организация.
Без церемоний плюхнувшись в гостевое кресло, Чадов выжидающе уставился на Ильича.