А как еще прикажете назвать этот безумный марш-бросок по бесконечному коридору, полному ловушек и препятствий?!.
Когда журналист завидел несущуюся прямо на него темную массу жутких тварей, предводительствуемую зловещим всадником на бледном коне, он сломя голову ринулся наутек не разбирая дороги. Ему показалось, что слышал за спиной крики священника, призывавшего Степана остановиться, однако ноги сами несли его прочь от проклятого места.
…Раздутые ноздри, спутанная грива, дико косящий глаз и грозное ржание, словно предрекающее неминуемую гибель…
Это видение неизбывно преследовало Чадова, заставляя любой ценой искать место, где можно было бы спрятаться, укрыться, спастись. Он даже не представлял, что способен настолько испугаться. Сердце вдруг бешено заколотилось, а затем рухнуло, будто бы в бездонную пропасть.
И ведь не страхолюдной лошади (или что там еще за ездовое животное было) устрашился, а именно что Всадника. Конь с первого взгляда даже позабавил немного своими акульими клыками да гноящимися подслеповатыми глазами. Точь-в-точь кабан-гигант из анимэ Миядзаки. Но вот наездник…
Атлетически сложенный молодой парень чуть повыше среднего роста, уверенно держащийся в седле. Руки небрежно сжимают поводья, а ноги еле касаются лошадиных боков. Казалось, он не сидит на спине животины, а чуть-чуть парит над нею. Бледное лицо, обрамленное светлыми кудрями, выражало ледяное спокойствие и одновременно было перекошено болезненной судорогой. Такое выражение порой можно встретить у античных изваяний.
И самое страшное было то, что в этом застывшем лике Степан узнал… свое собственное лицо. Это он сам мчался верхом на лошадино-образном монстре во главе дикой охоты. Живой мертвец, снедаемый неведомой мукой.
— А-а-а! — рвался из груди вопль-рык.
Прочь, прочь отсюда!
— А-а-а!!!
И земля разверзлась под ногами, принимая в свое темное лоно грешника…
Чья-то тяжелая длань ощутимо шлепала Степана по щекам, возвращая к сознанию.
— Ты живой, Плясун? — донеслось до журналиста, как сквозь вату.
Он открыл глаза и сначала ничего не смог разобрать в наступающей со всех сторон темноте. Потом сквозь сумрак прорезался ярко-желтый луч фонарика. В его свете Чадов различил ящероподобное лицо батюшки.
— Отче, мы уже на том свете?
— Почти, — согласился отец Иоанн.
— А если серьезно? — С помощью священника парень принял строго вертикальное положение.
Голова кружилась и болела. Видно, сильно приложился во время падения.
— Если приборчик не врет, — сверился со своим ПДА Опрокидин, — то мы сейчас ровнехонько в подземельях института «Агропром».
— А где все наши?
Опираясь на стену, встал на ноги.
— Там остались…
Батюшка посветил фонариком вверх. В толстом бетонном потолке зияла большая неровная дыра, через которую они и провалились в эту преисподнюю.
— Они… — начал было журналист и не договорил из-за сжавшей горло судороги.
— Да живы, живы, не волнуйся, — успокаивающе махнул рукой отец Иоанн. — Просто, когда началась вся эта хренотень, ты рванул куда-то, я побежал за тобой, и мы с ними оказались по разные стороны гона. А потом парочка обалдуев сверзилась в сие пекло. Одним словом, надо выбираться, чадо. Я уже связался с нашими спутниками, договорились о точке встречи. Курс — «Янтарь». Там сейчас находится новая база «грешников». Именно туда указал бюрер. Мы с тобой пойдем под землей, через Агропром, а они отправятся поверху.
Испытующе посмотрел на молодого человека.
— Ты как, идти в состоянии?
— Нормуль, — показал большой палец Степан. — Все о'кей, отче.
— Вот и славно, — улыбнулся священник, поправляя оружие. — Ино побредем с Господней помощью! Тебе пособить?
Кивнул на чадовскую амуницию, но молодой человек отрицательно мотнул головой. Дескать, сам справлюсь.
— Ну, как знаешь… Была бы честь предложена…
Подозрительно оглядываясь по сторонам и медленно поводя стволами автоматов, «крестоносцы» подались вперед.
Журналисту как-то сразу не понравился этот странный туннель. Что-то в нем было не так. А что именно, ни он, ни Опрокидин, тоже заметно поеживающийся, причем явно не от холода, объяснить не могли.
Эти поросшие даже не зеленым или черным, а каким-то голубоватым мхом кирпичи и бетонные плиты с торчавшими то здесь, то там ржавыми арматуринами источали враждебность, щерясь на людей выбоинами и сколами.