Прямо как крысы.
Тьфу, не любил Степан этих тварей. И не понимал тех придурков, которые заводили себе жутковатых грызунов в качестве домашних питомцев. Вон, в Интернете куча специальных сайтов, дающих советы по уходу за «милыми зверушками». Делом бы лучше занялись, а не дурью маялись.
Как говорится в одной русской пословице, не буди лихо, пока оно тихо. Стоило только подумать о хвостатых тварях, как они невесть откуда свалились им с батюшкой на головы. Причем в буквальном, а не переносном смысле.
В своде тоннеля обнаружился то ли колодец, то ли просто какое-то сливное отверстие, из которого выпрыгнули с десяток огромных, в полтора локтя длиной, зверюг, хищно поблескивающих глазами-бусинами и противно скалящихся и шипящих.
— Бля!.. — вскрикнул Чадов, в ужасе стряхивая с себя визжащие мохнатые клубки. — Стреляйте, отче!
И первым открыл огонь по грызунам, даже особо не целясь.
Уши заложило от грохота выстрелов и от дикого крика поражаемых тварей. Они летели в разные стороны, точно бильярдные шары. Натыкаясь друг на друга и тут же отлетая. Иные, правда, почувствовав запах и вкус крови, забывали о родстве и тут же принимались за трапезу, закусывая плотью сородичей.
Смотреть на это было жутко и омерзительно. Но куда деться? Закрыть глаза? А как тогда стрелять?
Степан нажимал на спусковой крючок до тех пор, пока в автомате сухо не защелкало, сообщая о том, что патроны закончились. Расстрелял всю обойму и Опрокидин, потому как и с его стороны стрельба прекратилась.
— Да воскреснет Бог, и расточатся враги его! — воскликнул батюшка, размашисто крестясь. — Слава Всевышнему!
— Воистину, — выдохнул Степан. Креститься не было сил. Да и вообще…
— Конец! — прохрипел священник. — Кажется, отбились…
— Не может быть! — не поверил Чадов, вытирая со лба холодный пот.
Посветил фонариком.
Точно.
Среди серо-буро-кровавого месива, устилавшего землю вокруг них, не было никакого шевеления. Ну, ладно, они пристрелили пару-тройку десятков. И такое могло быть. Здесь, в закрытом помещении да при такой кучности нападавших, одной пулей можно было сразу нескольких тварей укокошить. (Даже странно, как это напарники друг друга не ранили, ведь рикошет и все такое…) Но остальные? Неужели пали жертвой зубов собратьев?
Ну, не до лишних размышлений сейчас. Надо дальше двигать.
— Вперед! — скомандовал Опрокидин, перезаряжая пистолет.
Благо, запасные обоймы имелись. Золотое правило человека с пистолетом: не имей сто рублей, но запаску всегда имей!
Так они прошли сотню или другую шагов. Степан сначала считал их, но потом сбился и перестал. Тем более что коридор петлял, то и дело являя их глазам все новые и новые боковые ответвления.
Странно, однако здесь даже спустя столько лет после катастрофы продолжали гореть лампочки, освещая все вокруг таинственным тревожным светом. Как они не перегорают? Или это тоже своего рода аномалия, порожденная Зоной, — вечно горящие лампы подземелья «Агропрома»?
— А вы не растерялись, батюшка, — ехидно заметил журналист. — Вон как лихо по крысам шмаляли. Как же ваше утверждение, что все обитатели Зоны твари Божьи, что их любить и понимать нужно?
Святой отец возмущенно хмыкнул.
— Скажи спасибо, что я не буддист или джайнист какой! А то бы вспомнил о благом ненасилии, да и скормил тебя этим мерзким животинам за длинный язык. Не все следует понимать буквально. Есть действительно Господни творения, а есть те, которые породил сон разума или диавол. В принципе вся эта Зона не что иное, как порождение заснувшего человеческого разума, забывшего о Создателе своем… О-хо-хо, грехи наши тяжкие. Когда же за ум наконец возьмемся, хозяева природы?
Чадов решился задать остро саднивший его вопрос.
— Скажите, отец Иоанн, — губы журналиста пересохли от волнения, — а вы успели рассмотреть… Его? Ну, всадника этого?..
Опрокидин по своей привычке сперва долго не отвечал.
— Разглядел, как же, — нарушил наконец молчание.
— И как?.. Что вы о нем думаете? Кто это или что? И какова его природа?..
— Слишком много вопросов. И, боюсь, ни на один из них я пока не смогу дать вразумительного ответа…
— Ну а во внешности его ничего особенного вам не показалось?..
— Ликом бледен и прекрасен, — вздохнул священник. — Не то что его меринок. Вот это образина так образина! Прости Господи!
Сплюнул себе под ноги и перекрестился.
— А не напомнил вам этот самый лик кого-то другого, знакомого? — продолжал настаивать Плясун.