Священник с силой сжал кулак, едва не раздавив стаканчик.
— Вот ты бы смог?
— Нет, конечно! — возмутился парень.
— А что тебя останавливает? Этический запрет? Да, но он имеет истоки. Его истоки — в Боге. А если ты все же это делаешь, то истоки твоего поступка в другом. Атеисты называют их нелюдями, люди верующие говорят, что они одержимы бесом.
— Так, может, вся современная культура — это бесовня?
— Это обычное язычество. А язычество — просто глупое прыщавое детство. Если кто-то всерьез начинает разбираться в себе и в окружающем мире, то он неизбежно приходит к религиозным ценностям, которые тянут за собой ценности морально-этические.
— Вы помните тот этап, когда вы устали от этого язычества?
— Такого момента не было. Я поступательно шел к вере. Когда я учился на режиссера и пытался постичь истоки мастерства великих предтеч, то вдруг осознал: для того чтобы сделать что-то по-настоящему, надо принести в жертву всего себя. Я стал искать и не нашел такой темы, такой идеи, ради которой готов пожертвовать жизнью. Тогда у меня начался довольно длительный период поисков. Он продолжался до тех пор, пока я не столкнулся с людьми, которые обладали такой идеей. Религиозный фактор — один из главных составляющих компонентов человека разумного. В основе любой религии лежит готовность к жертве. Другое дело, что у разных религий и мотивы разные. Христианский мотив — любовь. Но если у человека нет ради чего пожертвовать жизнью, его жизнь совершенно бессмысленна!
Он грустно склонил голову на грудь и приумолк. В своей нелепой бандане с черепами и сталкерском комбинезоне он сейчас меньше всего походил на слугу Божьего. И все же было в нем нечто такое, что заставляло, склонив голову, присоединиться к его безмолвию, не мешая работе ума и духа пастыря.
— Ладно, пойдем, — хлопнув себя руками по коленям, со вздохом встал с поваленной металлической бочки отец Иоанн. — Уже недолго осталось нам быть «детьми подземелья».
Это батюшкино «недолго» оказалось довольно условным. Как русские версты.
Спросишь кого-нибудь: а далече ль до соседней деревни-озера-остановки? Всего-то пара верст — услышишь в ответ. И идешь себе час, другой, третий, не видя конца и краю той несчастной «парочке».
Так и здесь.
Помещение сменялось коридором, а коридор — очередным залом, захламленным разбитыми ящиками с непонятной маркировкой, кучей пустых металлических бочек, связками проржавевшей арматуры.
Осторожно ступая на усыпанный кусками осыпавшейся штукатурки и битым кирпичом пол, «крестоносцы» двигались вперед. Стволы автоматов в любой момент были готовы исторгнуть град смертоносных «насекомых».
Степана никак не оставляло гнетущее ощущение чьего-то постороннего присутствия. Он как будто физически ощущал на себе липкие щупальца, пытающиеся вторгнуться в его душу, оплести разум, взяв под контроль движения и мысли.
Нужно было сопротивляться. Думать о чем-то постороннем. Хотя бы вот считать, сколько раз по пути им встретится «холодец». А эти изумрудные аномалии попадались едва ли не через каждые пять-шесть метров. Росли здесь, как грибы или посты ГАИ на подъезде к столице. С чего бы, спрашивается? Какая среда питала эти неестественные образования?
— На пять часов — «электра», — сверился со своим ПДА батюшка.
Уже какое-то разнообразие, обрадовался Плясун. А то все «холодец» да «холодец». Так и сам не ровен час превратишься в зеленую студенистую слизь.
Они как раз подошли к широкому люку с уходящей куда-то вниз спиралевидной лестницей.
Грохоча подкованными берцами по проржавевшим металлическим ступенькам, спустились несколькими пролетами ниже.
Это хорошо, ни с того ни с сего пришло в голову Чадову, что они живут не в средние века. Отмахиваться на такой лестнице от кого-либо тяжелым мечом было бы несподручно. То ли дело их «Гром» с «Волкером» и АКМ-74 с «Форой». С такими помощничками любой противник не страшен. И можно хоть с левой, хоть с правой, хоть из обеих рук одновременно поражать врагов.
Ага, вот и она, обещанная святым отцом «электра».
По сравнению с примитивным «холодцом» эта аномалия была, конечно, как небо и земля.
Прежде всего они различались масштабами. Зеленый студень покрывал площадку метра в два-три, а «электра» представляла собой неправильную окружность радиусом около десяти метров. И больше всего походила на скопление сапфиров, сияющих холодным бледно-голубым светом.
Почему-то так и хотелось приблизиться к этому источнику света и погрузить в него руки. Какое-то непонятное умиротворение и покой исходили от него.