Однако поддаваться подобным настроениям было нельзя. «Электра» — это всего лишь скопление статического электричества, разряжающееся на любой попадающий в нее электропроводящий предмет. Поражение от нее практически всегда смертельно. Чем-то она напоминает морскую медузу. Так же непостижимо прекрасна и так же жжет любого, пытающегося протянуть к ней свои алчные загребущие руки.
Журналист с опаской разглядывал голубоватые искорки, со зловещим потрескиванием разлетающиеся от «электры» в разные стороны. Вот одна из них, отлетев слишком далеко от материнского лона, приземлилась на опрокинутый набок металлический бочонок. Едва голубой огонек коснулся металла, раздался оглушительный треск, напоминающий выстрел. Бочонок на несколько метров подкинуло в воздух, где он бешено завертелся вокруг своей оси. Потом полый цилиндр сплющило до дископодобного состояния и с грохотом швырнуло о стену.
После такого периода бурной активности «электра» на какое-то время приугасла, чуток разрядившись.
Отец Иоанн, велев Чадову оставаться на месте и следить в оба за обстановкой, осторожно приблизился к задремавшей аномалии и малость порыскал там-сям. Все-таки сталкерское прошлое взяло свое. Ведь, как правило, возле разрядившихся зоно-патологий можно найти какой-либо полезный и зачастую прилично стоящий артефакт.
Так и сейчас не обошлось без приятных находок. Склонившись над чем-то, батюшка издал торжествующе-довольный рык и потряс в воздухе некой вещицей, напоминающей песочные часы.
— Это что? — полюбопытствовал Степан, когда священник вновь оказался рядом с ним. — Давно я в Зоне не был, совсем голова дырявая стала…
— Так, пустышка, — небрежно молвил Опрокидин, вертя в руках артефакт, по виду смахивающий на два жестких диска, сцепленные между собой слизью.
— В смысле? — переспросил Чадов.
— Название такое: «пустышка», — разъяснил святой отец, пряча хабар в специальный контейнер. — Сказывают, что она уменьшает процесс денатурации белков из-за термического воздействия.
— Ага, кажется, что-то такое припоминаю, полезная вроде как штука, — важно кивнул журналист.
— Стимулятор для организма, — яснее выразился пастырь.
— Напомните, сколько стоит?
— Так себе, на пару свечек Богородице да бутылку «Казаков» хватит…
Еще какое-то время шли без происшествий.
Опрокидин даже начал шептать благодарственную молитву во избавление от злых напастей, и журналист попробовал присоединиться к нему со своим исковерканным и полузабытым «отченашем», хотя и считал, что не самое удачное время выбрано для славословий.
И зря богохульствовал, творя молитву не с чистым сердцем.
Ибо туннель заволокло невесть откуда взявшимся дымом.
Сначала путники не обращали на него внимания. Ну, дым себе и дым. Стелется клубами под ногами, как на какой-нибудь сцене во время выступления артистов. Безвредный же, идти и дышать не мешает.
Но постепенно дым поднялся им до колен, потом до пояса. И пришла тревога. Дышать оно не мешало, благо, респираторы есть. Но вот пола не видно. А кто знает, может, там снова какая яма нарисуется. На этот раз шире и глубже той, в которую угодил святой отец. Или какая гадость похлеще.
Невольно ускорили шаги.
— Крыс они, что ли, выкуривают? — предположил Степан.
— Ага, крыс, как же, — с сарказмом сплюнул Опрокидин. — И кто это — «они»?
— Я почем знаю. Может, те, кто направлял зомби.
— Ну-ну, — скептически молвил батюшка. — Ты не мели, Емеля, чепухи, лучше давай топай. Ну, ты чего застрял, как Винни-Пух после обеда у Кролика?
— Там… — вытянул вперед руку журналист, став похожим на памятник Ленину, стоявший еще три года назад на главной площади сталкерского поселка. — Там…
— Да что там? — нетерпеливо обогнул его отец Иоанн.
И тоже увидел.
Впереди сквозь дым брезжил свет.
Не электрический.
Вполне себе обычный, дневной…
Глава седьмая. Тринадцатый
Локация неизвестна
Иногда жизнь может быть по-садистски жестокой. Она пинает тебя все сильнее и сильнее, и если ты, не дай бог, посмеешь попытаться встать, то она окончательно растопчет тебя, превратив твое лицо в кровавое грязное месиво. Не стоит искать причин. Потому что их нет. Возможно, ты просто родился под несчастливой звездой, под холодной беспристрастной сукой, сгоревшей много тысяч лет назад. Звезда мертва, но ее тусклый свет все еще мчится сквозь темное бесконечное пространство, принося боль и страдания тем несчастным, кому «повезло» родиться не в то время и не в том месте.