О какой вере можно говорить, когда ты способен спокойно забрать жизнь незнакомого тебе человека только потому, что тебе показалось, что он, возможно, сам захочет тебя убить? О каком Боге можно думать, когда вокруг тебя шныряют дьявольские твари, словно специально вышедшие из пышущей огненным жаром преисподней? В этом месте не было Бога, в этом месте царило Зло. Но не то зло, определение которому можно было найти в мудрых христианских книгах… Нет, это было совсем иное зло, не имеющее ничего общего с человеческой природой, зло, пришедшее совсем из иного мира, чужого, жестокого, враждебного. Там, в этом мире, наверняка все было по-другому, и то, что здесь сходило за добро, возможно, там считалось страшным преступлением.
— Здесь нет Бога… — прошептал Шершень, уже едва разбирая землю под ногами. — Здесь царит страх… не у кого просить защиты… потому что Тот, Кто Может Услышать, тут абсолютно глух…
В нем самом тоже не было Бога. Он даже не знал, есть ли у него нательный крестик. Да и был ли он крещен? Кто отпустит его грехи, если он вдруг внезапно умрет?
КТО ЗДЕСЬ ОТПУСТИТ ЕГО ГРЕХИ?!
Не попадет ли он после смерти сразу же в ад, минуя все возможные прощающие грешников инстанции?
И в какой ад можно попасть из этого страшного места?
Словно в кошмарном бреду, Шершень метался среди растопыривших влажные лапы деревьев. Он был абсолютно дезориентирован. Он не знал, куда идет.
Это казалось немыслимым, но его ПДА не работал, что означало только одно — неминуемую и страшную гибель. Наверное, он закричал бы от отчаяния, если бы не опасался привлечь внимание уже наверняка вышедших на охоту ночных тварей.
Когда через час беспорядочных блужданий сталкер опять вышел к разбившемуся вертолету, его волосы поседели. Внутри пузатого Ми-24 определенно кто-то был. Что-то в глубине десантного отсека глухо ворочалось, словно пытался неуклюже подняться на ноги окоченевший мертвец.
Шершень побежал, беспорядочно стреляя из автомата. Вырывающийся из короткого дула огонь на время вернул ему рассудок. Следовало остановиться и решить, что делать дальше. Трясущаяся внутри овца исступленно желала жить.
Он сделал еще несколько шагов и хотел было остановиться, но не успел. В темноте Шершень не заметил едва различимую даже при дневном свете парящую над землей сферу. Гравитационная аномалия цепко схватила свою жертву. «Мясорубка» стремительно раскрутилась, разрывая хрупкое человеческое тело на куски.
Последними звуками, услышанными сталкером в этом мире, были стремительно удаляющийся дробный конский галоп и зловещее ржание.
Глава вторая. Труба зовет
г. Киев
Новенькая светло-серая «Nokia» мелодично затренькала, выдавая знаменитое вступление к бессмертному хиту группы «Pain» «Shut Your Mouth». А это означало только одно: звонит шеф, вызывая подчиненного на ковер. Степан прикола ради обозначил таким образом звонки от начальства, которое, как известно, имеет тенденцию доставать подчиненных в самый неурочный час. Вот и сейчас, спрашивается, какого дьявола наяривать в семь утра? Да еще в субботу, когда сам бог велел отдыхать. Притом после бурно проведенной ночи…
— Это кто? — недовольным тоном спросила из-под одеяла Светлана.
Эге, никак хозяйские нотки у нас прорезались? Вот и приглашай после этого девушку к себе домой три раза подряд.
— Кордон! — почему-то шепотом пояснил, поспешно нажимая кнопку.
— Ты чего трубку не берешь?! — заорало чудо финской техники хриплым шефским голосом. — Снова с бабами прохлаждаешься?! А я один за всех тут, значит, должен отдуваться?!
Степан покосился на уже окончательно проснувшуюся девушку, забавно хмурящую брови. Неужели услышала шефский перл насчет «баб»? Не могла ведь не услышать. Ильич вопит как резаный. Ой, да пусть ее. Что ему с ней, детей крестить? Ни к чему не обязывающий флирт, и все. Во всяком случае, так ему сперва казалось. Или он ошибался?
Если она не так что-то поняла — это, как говорится, не его проблемы.
— Да что случилось-то? — попробовал вклиниться в филиппики шефа Чадов. — Можешь толком объяснить?
— Все объяснения получишь на месте! — буркнул Кордон, переходя с крика на более спокойный тон. — Чтоб через полчаса был у меня в кабинете.