- Не беспокойся. Этой штукой я убиваю кроликов и тушканчиков. Витариус заметил:
- Вы хотели что-то рассказать, Конан.
- Верно.
Конан поведал о своих последних приключениях. Вскоре после того, как он начал говорить, сестры вернулись назад. Когда он закончил рассказ, Кинна покачала головой.
- Мне кажется, Конан, твою жизнь охраняют боги.
- Может быть, и так. Но я не рассчитываю на их помощь. - Он погладил жесткой ладонью свой меч. - Сталь куда надежней. Хороший меч делает все, что потребует от него человек. И сам он - как верный друг. Боги действуют по своему усмотрению, и полагаться только на них в минуту опасности нельзя.
- Ты думаешь, что сенатор отрядил за нами погоню? - спросила Элдия.
Киммериец пожал плечами.
- Возможно. Он не слишком-то меня жалует. Если любитель потаскушек, который нес вахту у ворот, вспомнит, как мы проезжали мимо, Лемпариус наверняка спустит на нас своих собак. Я смотрел назад с холма, но не видел на дороге никаких облаков пыли. Если нас и преследуют, то у нас, по крайней мере, в запасе несколько часов.
- Это наименьшая из наших забот, - сказал Витариус. - У Совартуса есть некие... дозорные на дороге, ведущей из Морнстадиноса. Мы находимся еще в пяти днях езды до равнины Додлигия, где стоит его отвратительный замок. Прежде чем мы доберемся до нее, нам придется пройти мимо всех его стражей... Я уж молчу о Блоддольковом Лесе.
- Блоддольков Лес? - переспросил молодой киммериец.
- Да. Место, где бродят странные существа и растут еще более странные деревья. Он расположен на севере, немного в стороне от коринфийской дороги. Нам придется идти через него, чтобы добраться до владений Совартуса. Редкий путник выбирает эту дорогу. А из тех, кто отважился на такое, лишь немногие возвратились назад.
Конан пожал плечами. Лес этот был где-то в будущем, и не стоило ломать из-за него голову сейчас.
- Поехали дальше, - сказал он. - Если за нами все-таки гонятся, то к нам подходят ближе, пока мы рассиживаемся.
Все четверо сели на лошадей и двинулись в путь.
Дювула металась по комнате. Ее обнаженное тело блестело от пота. Она стонала и прижимала к себе одежду, которую тискала в руках. Одежду Конана.
Дивул глазел на нее с любопытством. Вид обнаженного женского тела не пробуждал в нем никаких инстинктов. Единственное, что его занимало, была поимка варвара, который посмел поднять на него руку.
Дювула опустилась на пол. Потом поднялась с тяжелым вздохом, швырнула одежду и сказала, обращаясь к своему родственнику из преисподней:
- Он скачет по коринфийской дороге, вместе с девчонкой и двумя остальными. Они уже полдня как в пути.
Дивул кивнул:
- Отлично. Тогда я пошел.
- Будь осторожен, брат! Со времени вашей последней встречи он не стал слабее.
Дивул поднял поврежденную руку. Из обрубка уже начали вырастать новые пальцы.
- Я научился быть осмотрительным, когда встречаю Огненное Дитя. Для нападения я выберу правильный момент.
- Очень советую. И помни вот о чем: я хочу иметь живое сердце варвара - а как будет выглядеть все остальное, мне безразлично.
Дивул усмехнулся. С его пальцев капала слизь.
- Получишь, сестричка. Ему оно больше не понадобится, если я наконец доберусь до него.
Испуская зловещее сияние, Дивул исчез.
Три дня спустя после того, как Конан сбежал из ее будуара, к Дювуле явился посетитель. Собственно говоря, гостей было двое: Лемпариус и с ним Логанаро.
Подталкивая толстяка перед собой, сенатор приволок его в комнату. Руки Логанаро были связаны, жирное лицо покрыто потом и искажено страхом.
- А вот и подарок для тебя, дорогая, - провозгласил Лемпариус.
Дювула улыбнулась, сверкнув ровными белыми зубами.
- Нет, ну как это мило с твоей стороны, Лемпариус! Это как раз то, чего я так хотела!
- Хорошо. Я так и думал. И еще одно, любовь моя. Я тоже кое-чего хотел.
Улыбка Дювулы стала еще сердечнее.
- Понятно. А как твое... ранение?
- Первое... первое зажило. Резаная рана тоже вот-вот заживет. Я велел зашить ее волосами из гривы саблезубой кошки.
- Тогда вперед! Идем в мою спальню, Лемпариус. А Логанаро с удовольствием подождет нас тут, - правда, Логанаро?
Логанаро был чересчур перепуган, чтобы говорить. Он только тупо кивнул.
Дювула взяла Лемпариуса под руку и прошествовала с ним к постели.
Прошло очень много времени. Во всяком случае, так показалось Логанаро. Время от времени из спальни доносились короткие выкрики, но посредник знал, что кричат не от боли.
Ему чудилось, что он ждет уже годы - хотя прошел всего час, - прежде чем снова открылась дверь и в комнату ввалился Лемпариус. Он выглядел так, словно возвращался с поля боя. Лицо его пылало, обнаженное тело лоснилось потом. Он двигался неверным шагом человека, вдвое старшего, чем он был. Вскоре следом за сенатором в приемную вышла и Дювула. Она тоже была голая.
- Ну что ты, Лемпариус! Идем! - сказала она. - Мы же только начали.
Лемпариус затряс головой.
- Нет, женщина! Я полностью выдохся. Ты выпила из меня все соки. Не могу я больше.
- А как же твоя телесная мощь? - Голос ведьмы звучал сладко и нежно, как у девственной послушницы.
Лемпариус глотнул. Он бы лучше прилег сейчас прямо на пол.
- Не издевайся, баба! Ни один мужчина не мог бы сделать больше.
- Ну, здесь ты себя переоцениваешь. Еще как смог - и, кстати, не один! - сказала Дювула. Голос ее стал немного жестче. Она сжала руку в кулак и уперла его в обнаженное бедро.
Лемпариус зарычал. Этот звериный рык нагнал нового ужаса на несчастного посредника.
- Факт остается фактом, - продолжала Дювула. - Евнух с легкостью повторил бы все твои "подвиги". Во всяком случае, я так предполагаю.
Сенатор оборвал ее:
- Ведьма! Ты еще раскаешься!
Полный страха, Логанаро увидел, как человек, которого он знал, начал меняться, постепенно превращаясь в золотистую кошку, яростно хлеставшую себя хвостом по бокам. Хищник зарычал, пристально глядя на женщину.
Логанаро медленно передвинулся к выходу. Сердце его стучало, как взбесившийся барабан.
- Так, - произнесла Дювула, - ты хочешь повесить мне на шею еще и это животное?
Пантера сделала шаг вперед.
Логанаро плотнее прижался к двери. Ему показалось, что оба противника не обратили на это внимания. Во имя Митры, Ямы и Сэта! Если он выберется отсюда невредимым, он лучше станет монахом и никогда-никогда-никогда, покуда жив, не совершит больше нечестного поступка!