Убийство было совершено с целью ограбления. По крайней мере, убийца знал, что украсть у старика. Исчезла мошна с золотыми монетами, но процентные бумаги, хранившиеся в келье, убийца отыскать не сумел. Видно было, что он выдвигал ящики комода, перебирал лежавшее в них белье, но не догадался поднять газету, которой было устлано дно одного из ящиков — под газетой и лежали процентные бумаги.
На столе у двери был обнаружен подсвечник со сгоревшей свечой. В чашечке, куда вставлялась свеча, было полно крови.
Судебный медик определил, что смерть наступила вечером дня два назад. Подозрение пало на кого-то из послушников, но определить, кто может быть виновен, оказалось невероятно сложно, по той простой причине, что в большом монастыре обитало множество послушников и не все принадлежали именно к лавре — некоторые приезжали или приходили из других городов и монастырей на богомолье или по иным делам.
Путилин, которому сообщили о смерти высокого духовного лица, прибыл в монастырь и осмотрел труп. Следователь поделился с ним своими опасениями, сказав, что вряд ли удастся отыскать убийцу.
Путилин ничего не ответил и стал медленно расхаживать по комнате, разглядывая находившиеся в келье вещи и размышляя. Надо учесть, что в семидесятых годах не только в России, но и в иных европейских странах не слышали еще о дактилоскопии или подобных способах определения преступников.
Затем Путилин подошел к Кони, с которым был хорошо знаком, и тихонько сказал, что к вечеру он распутает это дело.
— Как? — удивился Кони.
— Я пошлю агентов,- ответил Путилин,- по пригородным станциям. Убийца сидит в трактире около станции.
— Ну, допустим, он сидит, а как же ваши агенты его опознают?
— А у него сильно порезана правая рука,- ответил уверенно Путилин. — Видите подсвечник? В чашечке полно крови, она натекла ровно, без брызг. Это не кровь убитого, а кровь убийцы — она текла из раны обильно, значит, рана была значительная, но не хлестала — иначе бы убийца вынужден был бы свечку выпустить из руки. А он терпел.
— Но почему правая рука? — спросил Кони.
— Когда он старика резал, у него обе руки были заняты. Одной он удерживал монаха за бороду, а второй наносил удары ножом. Так что третьей руки для свечки у него не было. И только когда старик умер, он взял свечку в правую руку.
— Но почему всё же в правую? Путилин улыбнулся.
— Так ясно же! — и он подвел Кони к комоду. — Видите, убийца тщательно перерыл всё белье, искал между полотенцами и простынями деньги. Он каждое полотенце поднимал, как страницу в книге справа налево. И на каждом свернутом полотенце снизу пятно крови. Если бы он левой рукой переворачивал полотенца, то крови не было бы.
Вечером того же дня убийца был арестован агентом Путилина в станционном буфете на станции Любань. Его правая рука была ранена, и расплачивался он золотыми монетами из мошны Илариона.
Подобными историями пестрят записки Путилина, и всегда он побеждает преступника логикой и наблюдательностью. Методом Шерлока Холмса.
Дактилоскопия и опознание по Бертильону — составные части революции в криминалистике, что проходила в конце прошлого века. В то же время усилия ученых и медиков прилагались и по другим направлениям. В восьмидесятых годах наконец-то двинулась вперед судебная медицина. Патологи при эксгумации трупов начали применять микроскопические исследования волос, кожи, тканей. Именно таким образом удалось совершить немыслимое еще двадцать лет назад — установить личность человека, разложившийся труп которого был найден в реке. Судебная медицина одержала победу и в деле об убийстве Эстер Шоймоши в местечке Тисаэслар.
Для того чтобы понять суть этих перемен, полезно рассказать о некоторых наиболее громких уголовных процессах конца прошлого века. Когда я собирал материал, то обратился к воспоминаниям судей, инспекторов Скотленд-Ярда, книгам судебных журналистов, к учебникам криминалистики. И вскоре, к своему удивлению, обнаружил, что из книги в книгу повторяются одни и те же фамилии преступников, одни и те же дела. Уже через несколько дней я в различных вариантах узнал об Адольфе Беке, просидевшем семь лет за чужие преступления именно потому, что в те дни еще не было дактилоскопического анализа, об убийстве Гуфе, о деле Жанны Вебер… Во всех книгах и учебниках рассказывали о деле Гриппена, которое мне показалось совсем уж не таким запутанным и таинственным, наконец, о деле Марии Лафарг.
Я подумал: каждый день в больших городах совершались и совершаются убийства, раскрытие которых требует усилий со стороны сыщиков и криминалистов, некоторые потрясают своей жестокостью или бессмысленностью. Но лишь малый процент остался в истории. Почему, каким образом история сделала этот отбор?
Очевидно прежде всего воздействие того или иного дела на общественное мнение. Далеко не самые страшные преступления стали хрестоматийными. Но некоторые, даже не будучи невероятными или даже из ряда вон выходящими, стали сенсацией, будучи замечены и широко освещены газетами. Отсюда повышенное внимание к суду, появление на нем наиболее знаменитых адвокатов и прокуроров, а уж мемуаристы и авторы учебников послушно подчинялись «магии» знакомых имен и процессов. Вот и кочуют из книги в книгу одни и те же имена.
Так как нас отделяет уже сто лет от описываемых времен, я рассчитываю на то, что далеко не все наши читатели знают, что же натворил Джек-потрошитель и как погиб Гуфе. Главная цель книги — показать тесную связь между творчеством Конан Дойла, успехом его книг и той общественной ситуацией, в которой эти книги создавались, показать тесную связь литературы Конан Дойла с жизнью, вплоть до участия Конан Дойла в процессах в роли детектива. Следовательно, широкая известность или даже «банальность» процессов, с точки зрения криминалиста, не может стать препятствием для того, чтобы к ним обратиться. Ведь Конан Дойл читал в газетах отчеты именно об этих процессах, и именно они в определенной мере оказывали влияние на его работу.
В восьмидесятых годах оформилась и сделала большие успехи токсикология. Ее развитие было подготовлено работой таких выдающихся медиков, как Орфил, который доказал виновность отравительницы Марии Лафарг, или Жан Стас, прославившийся своим анализом улик в расследовании убийства в замке Битремон. И хоть эти события имели место за много лет до интересующей нас революции в криминалистике, на них можно остановиться, так как они — важный шаг из тех, что подготовили эту революцию.
…В конце 1850 года к священнику одной бельгийской деревни прибежали слуги из соседнего замка Битремон. Их привели туда подозрения, не случилось ли днем раньше в замке жуткое преступление. Священник с удивлением и тревогой выслушал рассказ слуг.
Граф Ипполит Бокарме, тридцатилетний владелец замка, будучи в стесненных денежных обстоятельствах, несколько лет назад женился на дочке богатого аптекаря Лидии Фуньи, рассчитывая, что с ее помощью поправит дела. Но папаша-аптекарь, не доверяя знатному зятю, оставил дочери лишь ежегодную сравнительно скромную ренту, а состояние завещал младшему сыну Густаву, одноногому болезненному инвалиду. Так что чета Бокарме горячо желала смерти младшему брату. Но вместо того, чтобы умереть, Густав решил жениться. Его невестой стала обедневшая дворянка, замок которой он выкупил из заклада: Густав намеревался последовать примеру сестры и также породниться со знатью.
Намерение Густава было . катастрофой для семейства Бокарме. Пойдут дети — и никакой надежды на деньги аптекаря не останется.
Об этом знали все, включая слуг. Когда стало известно, что утром приезжает Густав, все поняли: он решил сообщить родственникам о женитьбе и пригласить их на свадьбу.
И тут начались странные и зловещие происшествия.
Графиня приказала накрыть обед в столовой, но велела детей за стол не звать, а покормить их на кухне со слугами, чего никогда раньше не случалось. Может, в ином случае никто бы и не встревожился: мало ли о чем хозяева желают поговорить за столом, чего детям знать не следует. Но в тот день слугам, знавшим о драме графа и графини, не раз слышавшим походя оброненные проклятия в адрес этого хромца, всё казалось зловещим. Более того, графиня заявилась на кухню и сообщила, что сама будет подавать на стол — никто из слуг входить в столовую не должен.