— Пора! — тихо сказал Просперо сотнику Авдомару. — Пусть твои лучники поснимают арбалетчиков. Только без шума.
Прошло несколько минут и то в одном, то в другом месте с тетив луков сорвались с мягким шорохом стрелы, впиваясь в шеи арбалетчиков. Никто из них не успел и вскрикнуть, только, покачнувшись падал на пол вышки или на землю на валу. Тем временем Просперо, взяв с собой с несколько человек, словно растворился в темноте. Неслышные тени мелькнули возле ворот, стражники, охранявшие их даже не почувствовали, как острые лезвия мечей вспороли их кожаные кирасы, пробив грудь. Раздалось два-три приглушенных стона, затем ворота обоза распахнулись и Просперо с зажженным факелом в руке подал команду к атаке своим людям.
Когда всадники ворвались в лагерь, среди обозной прислуги началась паника. Никто не мог понять, откуда появилась лавина этих всадников, которые переворачивали возы и телеги, а, обнаружив доспехи и оружие быстро их разбирали и устремлялись дальше. Никто не рисковал оказать им сопротивление, да собственно было и некому, так как часть обозной обслуги, хотя и имела мечи, но не умела ими пользоваться, как профессиональные солдаты. Погромив обоз и забрав, что могли, люди Просперо подожгли его со всех концов и вырвались наружу. Там уже завязалось настоящее сражение, так как Громель, которого еще с вечера не покидало чувство смутной тревоги, успел возглавить тяжелую кавалерию и даже часть ее вывел из ворот, но на пути у него стал Рагномар со своими всадниками. У ворот лагеря закипела сеча, в которую втягивались все новые всадники с обеих сторон. В горячке боя Просперо на своем гнедом коне пробился вперед и ему даже удалось обменяться несколькими ударами с великаном Громелем. Оба они узнали друг друга, но поединка не получилось, так как лошади разнесли их в разные стороны.
Просперо взглянул на небо. Далекий горизонт на востоке уже румянился зарей. Надо было выходить из боя и он подал сигнал к отступлению. Его тяжелая конница и боссонские лучники стали отходить в полном порядке, а Громель преследовать их не стал, занявшись спасением того, что еще осталось от обоза.
Нумитор, пробившийся сквозь строй своих всадников к нему, сыпал проклятиями и грозился лично спустить шкуру с того, кто командовал нападением на его лагерь.
— Кстати, ты не знаешь, кто это был? — спросил он Громеля.
— Просперо! — ответил сотник. — Он когда-то был сотником в королевском войске, а до этого пажем у графа Троцеро. Сейчас — правая рука киммерийца, командует всей конницей мятежников. Ловкий малый, мы даже с ним скрестили сейчас мечи, но кони разнесли нас в разные стороны.
— Просперо, говоришь! — повторил принц и лицо его исказила хищная ухмылка. — Ладно, Просперо, мы еще поквитаемся с тобой, не будь я Нумитором!
Глава пятая. Казнь
Ночь распростерла свои крылья над Тарантией. Густой и влажный туман опустился на высокие башни столицы Аквилонии, скрыв их от взглядов редких прохожих, которые отваживались выйти в столь позднее время на улицу. Туман стелился вдоль мостовой, скрадывая звуки, и только факелы, установленные вдоль улиц, горели словно глаза хищных зверей в лесной чаще. В такую ночь на улицах могли появиться только городские стражники или те, от кого этого требовало исполнение какого-нибудь долга. Лето заканчивалось, надвигалась осень, но не погода и не смена времен года заботила горожан, а нечто гораздо более серьезное. «Король безумен!», — уже открыто говорили не только рядовые горожане, но даже и придворные, которые в королевском дворце чувствовали себя, словно в клетке с диким зверем, готовым наброситься и растерзать свою жертву без всякой причины, просто для удовлетворения кровожадного инстинкта к убийству.
Королевский дворец многих поколений аквилонских монархов стоял на невысоком холме в самом центре столицы, у подножия которого раскинулся Старый город, где селилась старинная родовая знать и нувориши, сколотившие состояние при Вилере Третьем. Между главным входом в королевский дворец и Старым городом лежала обширная площадь, вымощенная булыжником. Здесь глашатаи объявляли наиболее важные указы короля, а также время от времени на ней казнили какого-нибудь важного государственного преступника, обычно титулом не ниже барона. Остальным, более мелким политическим преступникам после ужасных пыток отрубали голову прямо в подземной тюрьме королевского дворца, а труп потайным ходом доставлялся к Хороту и сбрасывался в его темные и быстрые воды. Далее за Старым городом лежали торговые и ремесленные кварталы, а у самого Хорота раскинулся Портовый квартал, известный как место, которое добропорядочным отцам семейства лучше обходить стороной.