Зеленая лента реки смерти прокладывала свой путь среди раскидистых деревьев. Они падали как подрубленные и исчезали в ее могучем потоке, который через несколько мгновений достиг океана. Вода у берега приобрела ядовито-зеленый оттенок.
Люди из последних сил налегали на весла. Они не знали, почему следует опасаться несущегося за ними потока, но инстинкт подсказывал им, что эта отвратительная гладкая зеленая лента представляет для них угрозу. Когда же Конан увидел, что поток соскользнул в воду и, не изменив своих очертаний, устремился вслед за шлюпками, он так заработал веслом, что оно сломалось в его могучих руках. Но вот лодки одна за другой стали ударяться о высокий борт корабля. Матросы карабкались по канатам вверх. Конан взобрался на борт, держа на плече неподвижное тело Санчи. Он, не церемонясь, бросил свою ношу и взялся за штурвал, отдавая команды остаткам экипажа. Все эти злоключения сделали Конана признанным лидером среди матросов, и они инстинктивно подчинялись ему.
Люди двигались по палубе, шатаясь как пьяные, на ощупь находя веревки и брасы. Якорная цепь с шумом поднялась из воды. Ветер надул паруса. «Скиталец» встрепенулся, затем задрожал и, величественно покачиваясь, двинулся в открытое море. Зеленая лента остановилась на расстоянии весла от киля корабля. Дальше она не смогла продвинуться. Конан проследил взглядом ее путь. Сверкая и переливаясь на солнце, изумрудный поток тянулся через песчаную косу, по склонам гор и терялся где-то вдали.
К бараханцу вернулось самообладание. Он улыбнулся, глядя на свою растерзанную команду. Санча уже стояла около Конана, и слезы струились по ее щекам. Штаны киммерийца превратились в окровавленные лохмотья. Он потерял пояс и ножны. Его меч, весь в крови и зазубринах, был воткнут прямо в палубу. Кровь запеклась на волосах Конана, ухо было наполовину оторвано. Его руки, ноги, грудь и плечи были в синяках и царапинах, как будто он побывал в когтях у пантеры. Но киммериец улыбался. Его ноги крепко упирались в палубу. Руки надежно держали штурвал.
— Что мы теперь будем делать? — спросила Санча, все еще дрожа.
— Грабить встречные корабли, — бодро ответил Конан. — Наши матросы имеют жалкий вид, но работать они могут. Да и потом, команду мы везде наберем. Иди сюда, девочка, и поцелуй меня!
— Поцеловать? — воскликнула Санча. — Ты думаешь о поцелуях в такой момент?
— Я думаю о жизни, — захохотал Конан. Он схватил Санчу свободной рукой, приподнял и звонко чмокнул в самые губы. — Я думаю о жизни! Мертвых не воскресишь. Что было, то прошло. У меня есть корабль, боевая команда и девчонка, чьи губы вкусны, как вино. И это все, что мне нужно! Зализывайте раны, канальи, да принесите-ка бочонок вина. Вам предстоит хорошо потрудиться. А пока — пейте и веселитесь, черт бы вас побрал. Мы отправляемся туда, где нас ждут богатые города и корабли, туда, где есть чем поживиться.
УЖАС ВО ТЬМЕ
1. НОЧНАЯ ТВАРЬ
Кушит Амбула медленно пробуждался, все еще находясь под воздействием выпитого накануне вечером. В первый момент он не мог припомнить, где он находится. Лунный свет, проходя сквозь маленькое зарешеченное окошко, расположенное под самым потолком, освещал незнакомую обстановку. Затем он вспомнил, что лежит в верхней камере темницы, куда его заточили по приказу королевы Тананды.
Должно быть, в его вино подмешали одурманивающего зелья. И пока он валялся беспомощный, едва осознавая происходящее, два чернокожих гиганта из королевской охраны схватили его и брата королевы господина Аахмеса и бросили их в темницу. Последнее, что он смог припомнить, было обвинение королевы, прозвучавшее резко, как удар хлыста:
— Негодяи, так вы замышляли свергнуть меня? Теперь вы узнаете, что ожидает изменников!
Чернокожий воин шевельнулся, и звякнул металл, напомнив ему о том, что он закован в кандалы, а цепи, соединяющие их, крепятся в стене массивными железными скобами. Он попытался разглядеть хоть что-нибудь в полумраке. Что ж, подумалось ему, зато он все еще жив. Даже Тананда вряд ли рискнула бы предать смерти начальника Черных Копьеносцев, опору кушитской армии и героя любимого простым народом Куша.
Более всего Амбулу поразило то, что Аахмеса обвинили в соучастии в заговоре. Конечно же, они с князьком были большими друзьями. Частенько вместе пировали и охотились, и Аахмес жаловался Амбуле на королеву, чье жестокое сердце было столь же коварно, сколь прекрасно и желанно было ее смуглое тело. Но ни разу не заходила речь о том, чтобы свергнуть ее. Аахмес просто был не того типа человек, — добродушный и уступчивый юноша, он никогда не интересовался политикой, власть его не прельщала. Должно быть, его оклеветал какой-нибудь доносчик, пытающийся продвинуться по служебной лестнице за чужой счет.