Однако ни одна из этих мыслей Ка-ну не отразилась в его холодном спокойном голосе.
— Чушь. Садись. Оглянись по сторонам. Сады и места за пиршественным столом пусты, здесь лишь мы с тобой. Надеюсь, меня ты не боишься?
Кулл уселся на прежнее место, настороженно озираясь.
— Это в тебе дикарь проснулся, — проговорил Кану. — Не думаешь ли ты, что если бы я и замышлял измену, то совершил бы ее здесь, где все подозрения наверняка пали бы на меня? Чушь. Вам, молодежи, еще многому предстоит поучиться. Здесь сидели мои военачальники, и они чувствовали себя весьма напряженно, соседствуя с тобой, — и все потому, что ты был рожден средь гор Атлантиды, а ты втайне презираешь меня, потому что я пикт. Тьфу. Я вижу в тебе Кулла, царя Валузии, а не Кулла, беглого атланта, вожака разбойников, грабивших западные острова. Так и ты должен видеть во мне не пикта, но человека, не принадлежащего ни к какому народу, гражданина всего мира. Ну а теперь перейдем к делу! Если бы тебя завтра убили, кто стал бы царем?
— Каанууб, владетель Блаала.
— Именно. Мне он не нравится по многим причинам, и больше всего потому, что он всего лишь пешка.
— Как это? Он был моим самым сильным противником, но я никогда не думал, что он защищал чьи-либо интересы, кроме своих собственных.
— У ночи есть уши, — промолвил Ка-ну иносказанием. — В любом из миров таится иной. Но ты можешь верить мне и можешь верить Брулу, Убивающему Копьем. Смотри! — Он вытащил из складок своих одежд золотой браслет, изображающий трижды свернувшегося кольцами крылатого дракона с тремя рубиновыми рогами на голове.
— Запомни его хорошенько. Он будет на руке Брула, когда тот придет к тебе завтра ночью, так что ты сможешь узнать его. Верь Брулу как самому себе и делай то, что он тебе скажет. А в доказательство того, что ты можешь доверять мне, — смотри!
Старик стремительно выхватил что-то из складок своей одежды — нечто, что сверкнуло таинственным зеленоватым сиянием, и тут же спрятал это нечто вновь.
— Похищенная драгоценность! — воскликнул Кулл, отпрянув. — Зеленый драгоценный камень из Храма Змея. Валка всемогущий! Так это — ты? Но для чего ты показал его мне?
— Чтобы спасти твою жизнь. Чтобы доказать тебе, что ты можешь доверять мне. Если я предам твое доверие, поступи со мной так же. Теперь ты держишь мою жизнь в своих руках. Отныне я не могу солгать тебе, даже если бы захотел, ибо слово из твоих уст станет моей гибелью.
Несмотря на все эти устрашающие речи, старый мошенник просто лучился весельем и казался очень довольным собой.
— Но почему ты мне вручил такую власть над собой? — спросил Кулл, с каждым мгновением все глубже погружаясь в недоумение.
— Я уже все объяснил тебе. Ради доверия. Теперь ты видишь, что я не собираюсь изменять тебе, и завтрашней ночью, когда Брул придет к тебе, ты последуешь его совету, не боясь предательства. И довольно. Эскорт ждет снаружи, чтобы доехать с тобой до дворца, господин.
— Но ты так ничего мне и не объяснил, — промолвил Кулл, вставая.
— Фу, до чего же нетерпелива молодежь! — Ка-ну еще больше, чем обычно, напоминал сейчас растолстевшего эльфа. — Иди-ка грезить о тронах, власти и царствах, пока мне будут грезиться вино, нежные женщины и розы. И да будет с тобой удача, царь Кулл.
Покидая сад, Кулл еще раз взглянул, обернувшись, на Ка-ну, все еще лениво развалившегося на своем ложе, веселого старика, лучившегося жизнерадостностью.
Всадник ожидал царя у самых ворот сада, и Кулл был слегка удивлен, обнаружив, что это был тот же самый человек, который принес ему приглашение Ка-ну. Кулл молча забрался в седло и так же молча поскакали они по пустым улицам.
Краски и веселье дня уступили место призрачному спокойствию ночи. Древность города стала еще более заметной при свете ущербной серебристой луны. Огромные колонны величественных зданий и дворцов возносились к звездам. Широкие ступени, молчаливые и пустынные, уходили вверх, казалось, без конца, пока не исчезали в темной вышине. Лестницы к звездам, подумал Кулл, чье воображение возбудило величие этого зрелища.
Все молчало. Лишь звук ударов серебряных подков отдавался в широких затопленных лунным светом улицах. Древность города, его невообразимая дряхлость угнетали царя,- ему казалось, что огромные молчаливые здания смеются над ним, беззвучно, с затаенной издевкой. Какие тайны хранили они?