Последняя ночь на территории страны Куш выдалась неспокойной. У костров возбужденные ополченцы переговаривались и спорили до утра. На следующий день предстояло вторгнуться в чужие пределы. Для многих это было внове. Кто-то судорожно принимался точить топор, кто-то радостно доказывал, что из походов все возвращаются богачами. Другие, более разумные, возражали — самим бы вернуться, какое там богатство…
Уже под утро со всех сторон вдруг раздался волчий вой. Затем рычание, визг, стоны. Лагерь был атакован сотнями, тысячами волков. Звери, совершенно не страшась огня, бросались на людей. Многие падали в костры вместе с воинами, которым они намертво вцеплялись в глотки.
Ополченцы с вытаращенными глазами в панике метались между костров, преследуемые обезумевшими зверями. Наемники, за несколько минут очистив от волков свою территорию, бросились помогать бывшим крестьянам и ремесленникам.
К утру все становище было усеяно волчьими трупами, а половина ополченцев получила серьезные покусы, и возможность их дальнейшего участия в военных действиях вызывала серьезные сомнения.
Конан осмотрел с десяток раненых и заметил, что волки, если не удавалось вцепиться в горло, старались разодрать у человека правую руку.
— Несомненно, этих милых животных направлял наш друг Мраава, — бесстрастно произнес Эскиламп.
— Да, им приказали убить или вывести из строя. Покусать правую руку…
Конан мрачно огляделся. Около сотни ополченцев лежали с разорванным горлом, другие корчились от боли.
— Значит, черный колдун уже знает о нашем приближении? — спросил Хепат
— Он знает о нас все! — резко ответил Эскиламп.
Прибежал запыхавшийся Дриан:
— Господин, беда! Беда! — Он указывал на шатер Гассана, установленный, как всегда, на небольшом возвышении.
— Беда! — повторил мальчик, отдышавшись. — У господина отрублена голова, а жена его исчезла…
Крепко выругавшись, Конан поспешил к шатру. Выли служанки, мрачно и растерянно бродили телохранители. Поодаль валялись несколько десятков волчьих трупов — охранники поработали на славу.
Конан и Эскиламп, а за ними Хепат и Дриан вошли в шатер. Бросился в глаза беспорядок — перевернутый столик, опрокинутые кувшины, лежащее на боку кресло. У походной кровати своего господина понуро стоял Киас. Обезглавленное тело купца он заботливо уложил на пропитанную кровью простыню.
— А где его голова? — Конан с недоумением огляделся.
— Голова… она… — В глазах юноши стояли слезы. — Ее… бросили волкам. Они ее начисто обглодали…
Хепат присвистнул, а Дриан закрыл лицо руками. Эскиламп же только задумчиво понурился, будто соглашаясь с невидимым собеседником.
— Начальника охраны ко мне! — гаркнул Конан.
Высокий негр могучего сложения вошел в шатер и с достоинством поклонился.
— Рассказывай!
— Мы несли службу, как обычно. Господин и госпожа собирались отойти ко сну. Все было тихо. Когда напали волки, мы окружили кольцом шатер и отражали атаки. Ни волк, ни человек не могли пробраться к хозяину. Это сделала… его убила… сама госпожа.
Охранник замолчал, переминаясь с ноги на ногу.
— Ну! Говори! — нетерпеливо бросил Конан.
Негр опустил голову и продолжал:
— Она не любила нашего господина… изменяла ему… Почти каждый из нас… — Главный телохранитель смущенно закряхтел.
— Вот как? — насмешливо проговорил Эскиламп — А часто они ругались из-за этого?
— Бывало… Но хозяин ее боялся. Очень уж она была… как бы это сказать… бешеная, что ли… И в любви — тоже.
— Если вы стояли вокруг шатра — как же она сумела убежать? — Конан был мрачен и подозрителен.
Рассказы о распутстве Итилии оставляли неприятный осадок. С некоторым удивлением он обнаружил, что эта странная женщина до сих пор ему не безразлична.
— Я не знаю, куда она делась! Должно быть, выскользнула, когда мы отбивались от волков! — четко ответил начальник охраны.
Чувствовалось, что этот вопрос телохранителями уже обсуждался.
— Ты ведь сам не веришь в то, что говоришь, — вкрадчиво начал Эскиламп. — Я колдун и могу заставить тебя сказать правду! Подумай об этом.
Негр тяжко вздохнул и, помедлив, промолвил:
— Исчез один из наших… Лучший воин. Я думаю, они…
— Ясно! — Конан кивнул, жестом отпустил охранника и, отвернувшись, задумался.
Хепат подошел к нему и потянул за палец.
— Я думаю, у нее были причины убить купца. Вспомни, как Гассан служил кровавому богу Мбомбо, лик которого проступал на потолке! Скольких рабов он принес в жертву!.. Возможно, он и сейчас… — Гном с надеждой глянул на Эскилампа.
— Да, — кивнул колдун, — вполне возможно, что на нашего друга оказал пагубное воздействие другой наш приятель — тот, чей талисман мы собираемся уничтожить.
— Вот видишь, Конан! — радостно воскликнул гном. — Она ни в чем не виновата! Она вынуждена была!
— Да что ты меня утешаешь?! — рявкнул Конан.
И, глянув в грустные глаза друга, уже мягче продолжал:
— Возможно, и вынуждена… А, возможно… Ты ведь знаешь, кем она была раньше… Убийцей на службе у… — киммериец посмотрел на Эскилампа. — У Актиона, наставника нашего колдуна! Может, она вспомнила, чему ее учили с самого детства?
Хепат опустил голову. Эскиламп же, напротив, услышав имя своего наставника — оживился.
— Да, Актион умел воспитывать нужных людей! И не только людей! Если б вы знали, какие еще существа ему служили! При всех его недостатках, это был великий человек и сильный волшебник.
Затем, выглянув из шатра, колдун добавил:
— Солнце уже высоко, давно пора выступать. Я советую челядь отправить домой вместе с ранеными ополченцами, а телохранителей оставить при себе — посмотреть, каковы они в настоящем бою.
— Я так и сделаю, — сказал Конан, — а выступим сразу, как похороним убитых.
Колдун Мраава, как черная статуя, восседал на носилках. Четверо сильных мужчин, стараясь двигаться ровно и плавно, чтобы не прогневить великого мага, несли его среди леса колыхающихся копий. Великое черное воинство готовилось к выступлению. Горели хитро устроенные в ямах костры — с длинными дымоходами, на конце которых коптилось мясо буйвола — лучшая еда для воина в походе.
Вокруг других костров — обычных — плясали местные колдуны, разжигая в мужчинах страсть к битве и к женщине. Проводить мужей на великую войну пришли многие молодые жены — те, чья красота и грация еще не увяли, чьи танцы могли возбудить самые дикие, первобытные инстинкты человека — убивать и совокупляться.
На утро великий Мраава назначил выступление, и черные колонны мускулистых воинов с рассветом будут готовы двинуться навстречу врагу. Но ночь — последняя ночь перед походом — принадлежала колдунам и женам. И с наступлением темноты запылали костры, источая едкий дым волшебных снадобий. Колдуны, приплясывая и выкрикивая заклинания, бросали и бросали в огонь заранее заготовленные, плотно увязанные пучки травы. Жадно вдыхали сизый дымок воины, обступившие костер, и дикое веселье наполняло их сердца. Тянулись к костру жены, стоящие именно там, куда ветерок относил волшебный дым.
И туманились глаза у молодых женщин, глубже и чаще дышала их грудь, становилось легким, невесомым, воздушным гибкое тело. И хотелось танцевать, петь, извиваться в сладостном ритме тамтамов, и любить, любить подряд всех воинов, отправлявшихся добывать великую славу.
Мраава приказал носильщикам остановиться у одного из самых больших костров. Удобно устроившись на подушках, невидимый в темноте, он с одобрением наблюдал за действиями местного мага.
Еще молодой, но, судя по быстрым, уверенным действиям, опытный колдун, бросал в огонь травы, бормотал, а временами — выкрикивал заклинания, приплясывал, — словом, проделывал все, что требуется в таких случаях.
И вот, над огромным, невиданным доселе скопищем людей разнеслись пока еще тихие удары тамтамов. Мужчины отодвинулись от костра, уступая место женщинам.
Барабаны зазвучали громче, и жены молодых воинов, содрогаясь в такт сладостным звукам, цепочкой двинулись вокруг костра.