На костер упали и зашипели с досады первые капли дождя. Эскиламп начал монотонно бормотать заклинания. Дождь усиливался. Хепат привязал животных к колышку и поспешил к костру. Вокруг уже стеной стояли мощные струи, но на костер не упала больше ни одна капля. Волшебник действительно знал свое дело.
Конан удивленно оглядывался и качал головой. Хепат чего-то ждал… В свете молний его бородатая физиономия выглядела особенно мрачно. Эскиламп улыбнулся, затем вновь стал серьезным.
— Что-то приближается! Конан, ты чувствуешь?
— Ничего я не чувствую, — проворчал киммериец, наблюдая за манипуляциями, которые колдун проделывал с кинжалом, неожиданно появившимся у него в руках.
Эскиламп, что-то бормоча, потирал клинок, чертил в воздухе странные знаки, затем надрезал левый мизинец и позволил нескольким каплям крови упасть в костер.
Дождь разошелся настолько, что шум ливневых потоков и непрерывные раскаты грома заглушали все иные звуки. Что-то кричал Хепат с вытаращенными глазами, быстро шевелились губы Эскилампа — возможно, он читал заклинание. Шум грозы разделил друзей. Они были рядом, но не слышали друг друга, не могли поддержать товарища вовремя сказанным словом. Теперь каждый чувствовал себя одиноким перед надвигавшимся ужасом.
— Будем надеяться, что защита выдержит, — прокричал Эскиламп.
Он говорил что-то еще… Конан расслышал обрывки:
— Если не… тогда хлынет дождь… Значит… не выдер… Мы узнаем…
Конан поднял глаза к мутной пелене, нависшей сверху, — и внезапно его, как из бочки, окатило холодной водой. Значит, не выдержала защита…
Третью седмицу Дриан жил в доме купца Гассана. Он успел подружиться с Киасом, который оказался не таким уж плохим человеком. Просто в торговле без обмана не прожить. Дриан это понял, помогая в делах Киасу, а иногда и самому Гассану, который за время солнечного затмения во много раз увеличил свое богатство.
Все прошло так, как и планировал хитрый купец. Люди, сбитые с толку невесть откуда появившимися нищими пророками, за бесценок продавали последнее, стараясь заслужить милость богов.
На лице Гассана все чаще играла самодовольная улыбка сытого кота, поймавшего и замучившего жирную мышь. Прекрасная Итилия, как заметил Дриан, стала избегать довольного собой мужа и часто, отослав служанок, целыми днями молча сидела своей комнате. А иногда в темных глазах женщины вдруг зажигались мрачные огни, она брала в обе руки легкие, кривые сабли и устраивала изнурительные тренировки воинам, состоявшим на службе у супруга.
В такие дни нежная, изящная хозяйка дворца неожиданно превращалась в богиню смерти и разрушения. И если бы ее учебные сабли не были обшиты толстой воловьей кожей, через несколько тренировок у Гассана не осталось бы ни одного охранника.
Выйдя на тренировочную площадку перед казармой, где жили неженатые, молодые воины, Итилия раздевалась донага и вызывала на бой всех желающих. Несколько сильных, ловких мужчин нападали на нее одновременно и через две-три секунды лежали на земле, корчась от боли. С мрачным блеском в глазах и развевающейся черной гривой волос, женщина сражалась, как разъяренная пантера. Оставляя за собой тонкий аромат духов и разгоряченного женского тела, она тенью скользила меж ошеломленных мужчин, бестолково размахивающих мечами.
Даже лежащие в пыли, превозмогающие боль воины, наблюдая за обнаженным, гибким телом грозной хозяйки, невольно испытывали странные, неуместные в битве чувства.
После тренировок Итилия заставляла раздеваться смущающихся под ее пристальным взором охранников и с едва уловимым трепетом тонких ноздрей сама обрабатывала их синяки и ссадины мазью, изготовленной придворным лекарем.
Натирая черные, мускулистые тела, вдыхая запах терпкого мужского пота, она всем естеством ощущала желание воинов… не обладать ею, нет — униженно подчиняться победительнице, госпоже, богине. Вдыхать аромат ее волос, терпеть сладостную боль, выполнять любые ее прихоти.
И иногда, прикасаясь животом или грудью к горячим телам воинов, она на долгий миг замирала, ощущая трепет избитых ею, покорных мужчин.
В один из таких дней, после особенно длительной тренировки, Итилия неожиданно послала за Дрианом. Служанки нашли мальчика и, перешептываясь, повели его в отдаленный угол сада.
Солнце клонилось к горизонту, и дневная жара уступала место вечерней прохладе. В тенистых аллеях витал запах таинственных цветов, раскрывающих бутоны только с наступлением темноты. Дриан слышал немало историй об этих колдовских цветах. Как завораживает неосторожного путника вид их тонких, лишенных окраски лепестков. Как кружит голову их чарующий аромат, заставляя человека совершать странные и безумные поступки.
«Берегись горького медового запаха», — говорили все знающие базарные торговцы, которым Дриан иногда помогал подносить товар и уносить пустые корзины.
Именно такой запах — горького меда — окутал мальчика, едва он вступил в тенистые аллеи сада. В оплетенной вьющимися растениями беседке полулежала в кресле-качалке уставшая хозяйка дома. Дриан остановился в смущении — Итилия была полностью обнажена. Рядом валялись две обшитые кожей сабли.
— Не стесняйся, мальчик, заходи.
В полумраке глаза женщины казались темными провалами. Дриану почему-то стало жутко. Он вошел в беседку и остановился, не зная, что делать. Нужно ли в такой обстановке кланяться хозяйке или достаточно просто почтительно склонить голову? И можно ли смотреть?
Матовое белеющее тело женщины, казалось, повисло в воздухе — темное кресло исчезло в сумраке беседки.
— Расскажи мне мальчик, что велел тебе сделать старик после того, как мой супруг возьмет тебя в дом? — Голос хозяйки звучал ласково, однако Дриан безошибочно уловил в нем угрожающие нотки.
Невольно взглянув на кривые сабли, он просто ответил:
— Ничего больше он не сказал… Наверное, придет сам…
Ленивым движением женщина отбросила упавшие на лицо черные пряди, вздохнула и потянулась.
— Что-то долго он не приходит… — Она слегка раскачалась, и груди ее мягко колыхнулись в такт движениям кресла.
Дриан промолчал, невольно бросая испуганные взгляды на великолепное обнаженное тело хозяйки. Он надеялся, что в наступающей темноте не заметно, куда и как он смотрит.
— Подойди ближе! Я хочу видеть твои глаза, — Итилия, казалось, прочитала его мысли.
Дриан неуверенно приблизился на полшага. Женщина вдруг схватила его за руки и рывком поставила перед собой. Близко заглянула в глаза.
Мальчик задохнулся. От хозяйки исходил тот самый запах горького меда… И чего-то еще… Такого сладостного аромата он еще не знал… Голова пошла кругом. Как во сне он чувствовал горячие руки женщины, срывающие с него одежду…
Гассан с нетерпением выслушал ежеутренний доклад Киаса о торговых делах, и с гневом — обязательное секретное дополнение о проделках его красавицы супруги. Сжимая кулаки, он забегал по залитому утренним светом залу.
— Вначале она самолично, как рабыня, натирает мазью потных, вонючих охранников, а затем предается любовным утехам в саду! И — с кем? С ребенком! С мальчишкой, которого я приютил!
— Осмелюсь заметить, господин, — почтительно сказал Киас, — мальчик не виноват…
— Конечно, не виноват… Я его и не виню, — мрачно проговорил Гассан, — но я все равно отрубил бы ему голову, если б не… Словом, пока… я не могу доставить себе такую радость.
Небрежным движением руки купец отпустил помощника и надолго задумался.
«Значит, не выдержала защита», — подумал Конан и проверил, легко ли выходит из ножен меч.
Вмиг друзья промокли до нитки. Но теперь это мало кого беспокоило. Надвигалось нечто страшное. С грозой пришел кто-то настолько могущественный, что легко сломал защиту, с такими ухищрениями воздвигнутую Эскилампом.
— Берегитесь, — прокричал колдун, — сейчас оно появится! Нам нужно… — Дальнейшие слова его потонули в грохоте ужасной грозы.
Как ни странно, костерок не потух. Плюясь и разбрызгивая искры, он упорно боролся с ливнем. Конан поймал взгляд Эскилампа, указал на костер и улыбнулся. Колдун улыбнулся в ответ и кивнул. Костер борется. Не все так страшно. Какой бы ужас ни надвинулся на них из темной грозовой пелены, они будут бороться!