- Ты надеешься разглядеть его отсюда? - удивленно начал было посланец Крома, однако в ту же секунду Конан схватил его за руку.
- Я его уже разглядел, - с ненавистью прорычал киммериец. - Клянусь всеми богами и демонами, на сей раз он от меня не уйдет!
- Он стал более... уязвимым, что ли, - не слишком уверенно произнес посланец. - Сила прямо-таки изливается сейчас из Зертрикса... и еще я ощущаю в нем какую-то боль, словно от некоей раны... Но все это так зыбко и неопределенно... Проклятье! Как я ненавижу эту неопределенность! - внезапно взорвался слуга Отца Киммерии. - Но постой! Ты говоришь, что видишь Зертрикса?!
- Вижу, - неотрывно глядя куда-то вдаль, бросил киммериец. - И я не я буду, если мы сейчас не попробуем пощекотать его острием!
Конан повернулся к молчаливым, подавленным воительницам.
- А ну-ка, подружки! - громыхнул он. - Любовное томление еще не вытеснило из ваших прелестных головок умение держать меч?! Если нет - то за мной!
- С нами Кром! - вскричал посланец, вздымая на дыбы своего коня и, вслед за Конаном, бросил его вскачь вниз с холма. Пятеро воительниц устремились за ними.
И тут все, стоявшие подле королевского штандарта Аквилонии, увидели, что вокруг стремительно несущейся семерки всадников закружилось серебристо-зеленое облако тонкого, прозрачного пламени. За спиной Конана распустился удивительный кроваво-красный плащ из чистого огня. Подняв меч, киммериец мчался прямо на ряды аквилонских воинов; закричали десятники, лучники и копейщики спешили освободить дорогу Великому Королю, пусть и отрекшемуся от престола. Не прошло и нескольких мгновений, как киммериец верхом на своем вороном врезался во вражеские ряды.
Конан вновь чувствовал былое упоение боем и меч тонко пел в его руке кровавую песнь победы. Летящие стрелы отскакивали от прочных лат, вражеские клинки ломались, словно деревянные, сталкиваясь с серым мечом киммерийца; и окутывавшее его призрачное пламя внушало ужас всем его противникам.
Вслед за Конаном мчался посланец Крома, его громадный боевой топор мерно поднимался и опускался; после каждого удара замертво падал еще один враг. Мелькали сабля Карелы, прямой меч Белит, кинжалы Раины, ятаган Испараны, цепь Валерии...
Черные Драконы дисциплинированно продолжали ждать приказа, с надеждой глядя на Конна. Молодой король неотрывно смотрел на спину стремительно удалявшегося отца: что за безумно смелый план возник в голове Конана Великого?!
Семеро всадников прорубались сквозь вражеские ряды, отмечая свой путь грудами мертвых тел. Конь Конана ступал по крови, его брюхо покрылось алым; всякий раз, когда его копыто касалось земли, высоко вверх летели багряные брызги, и те, кто избег смерти от клинка киммерийца, находили ее под подковами королевского скакуна.
На всем протяжении фронта аквилонцев продолжался отчаянный бой. Подавляющее большинство вражеских воинов даже не заметило неистовой атаки киммерийца и его странных спутников. Офирцы, кофитяне, шемиты продолжали наседать на пятящийся аквилонский строй и Конну пришлось посылать резервные отряды то к одному, то к другому угрожаемому месту. Больше всего на свете ему в ту минуту хотелось крикнуть "за мной!" своим гвардейцам и сокрушительной лавиной устремиться вслед за скрывшимся во вражеских рядах отцом. И в то же самое время он понимал, что делать это нельзя ни в коем случае. Конн смутно догадывался, что отец нацелил свой удар на неведомую составляющую вражьего чародейства - но исход битвы все же решали простые мечи. Их пока что было куда больше у врагов Аквилонии.
Конан без устали пришпоривал покрытого вражеской кровью жеребца. Враги для него перестали существовать; точно заведенный, киммериец отбивал рушившиеся на него со всех сторон удары, отвечал собственными смертоносными атаками - однако все это время видел лишь крохотную скрюченную фигурку там, в глубине поля, за самыми дальними шеренгами врагов. Он знал, что это Зертрикс. Чья-то магия помогала Конану в те мгновения - быть может, это действовала Гуаньлинь.
Горбун не пытался бежать. Он спокойно ждал приближения неистовой кавалькады, держа в опущенной руке обнаженный меч, широкий и короткий. Острие клинка смотрело в землю.
Мельтешение вражеских мечей внезапно кончилось. Конан и сам не заметил, как они пробили толщу воинов вторгшейся армады; на небольшом холме в одиночестве стоял горбун.
Конан дико гикнул и погнал коня во весь опор. Он понимал, что Зертрикс - страшный противник, и его нельзя недооценивать; ярость уступила место холодному расчету, опьянение боем внезапно исчезло - и киммериец соскочил с коня именно в тот момент, как горбун вытянул вперед левую руку и прищелкнул пальцами, после чего под копытами жеребца тотчас же разверзлась земля и скакун со всего размаху полетел куда-то в открывшиеся бездонные пропасти...
Чтобы отразить выпад Конана, Зертриксу пришлось пустить в дело пренебрежительно опущенный было меч. Удар был страшен, серый клинок киммерийца сломался, Зертрикс направил острие прямо в живот Конана, однако сила взмаха киммерийца была такова, что обломок меча в его руке, продолжая движение, ударил зазубренным краем прямо в горло горбуна.
Зертрикс захрипел, глаза его дико выпучились, из зияющей раны, шипя и пузырясь, заструилась иссиня-черная кровь. Не утратившие, однако, силу, его руки стиснули было Конана, но в тот же миг на голову Зертрикса рухнул боевой топор посланца Крома. От подобного удара вдребезги разлетелся бы любой шлем, однако железная шапка горбуна выдержала: правда, хватка его на мгновение ослабла.
Именно этим коротким мгновением и воспользовалась подскочившая следующей Белит. С неженской силой она оторвала обмякшее тело горбуна от продолжавшего кромсать ему горло Конана; толчок - и уродливая фигура, кувыркаясь и нелепо распялив руки, полетела вниз, в самим же Зертриксом открытые неведомые бездны. Зеленые губы земли с глухим чмоканьем сомкнулись, поглотив добычу.
И в то же мгновение угас огненный плащ за плечами киммерийца. Все существо его пронзила страшная боль; с хриплым стоном Конан упал на колени. Обретенные на краткий миг силы не были даровым подарком.
Однако в тот миг, когда земные пучины поглотили тело Зертрикса, конечно же, не убитого, а лишь на время отброшенного - ряды противников Аквилонии дрогнули и лишились своего бесноватого мужества. Они вновь стали обыкновенными офирцами, шемитами, кофитянами, точно так же боящимися смерти, как и прочие народы. Их атаки по-прежнему разбивались о несокрушимый строй аквилонской пехоты, и прежняя сила натиска исчезла.
Однако трубить победу было еще рано. Враг по-прежнему многократно превосходил численностью войско Конна; а вдобавок на широкой глади Тайбора появились черные паруса стигийских галер.
- Конан! Конан, вставай! - несмотря на всю силу, посланцу Крома далеко не сразу удалось оторвать от земли неподъемное тело киммерийца. - Похоже, шемиты разобрались первыми. Скачем, иначе сейчас обратимся в дикобразов!
Горбоносые смуглокожие лучники на скаку послали первые стрелы. Одна отлетела от плечевой пластины доспеха Конана.
Все семеро были обессилены и чувствовали себя совершенно разбитыми. И речи не могло быть о том, чтобы повторить безумный прорыв через все ряды вражеского войска. Конан повел кавалькаду прочь, рассчитывая обогнуть смертное поле и вновь вернуться к своим.
Трудно сказать, какое черное чародейство помогло в тот миг стигийцам заметить бывшего короля и его шестерых спутников. На головной галере что-то злобно и торжествующе завопили, и к стрелам шемитов прибавились стигийские. Галера мощно выгребала против течения; тяжело нагруженная лошадь, несшая Конана и посланца Крома, не могла опередить корабли.
Киммериец оглянулся, на миг ему показалось, что за тонкими мачтами галер виднеются еще какие-то, против обыкновения речных капитанов одетые парусами, однако картину тут же скрыл изгиб берега.