обстановке. Хотя она говорила на шемитском, акцент был иностранным , наиболее
вероятно, заморийским.
- Да, я - Конан. Где ты родились и как твое имя?
- Я – Kайланнa … из Заморы, - добавила она со вздохом.
Брови Конана удивленно поднялись. Kайланнa – член королевской
династии Зaмoры, насколько он знал это по своим путешествиям в том
королевстве. Она была прекрасной добычей для этих чернобородых шакалов! Но
они были безумны, бросив ее в эту гнилую яму. Он непроизвольно ухмыльнулся:
«Более редкий узник, чем киммериец, в Шеме заморийская принцесса,
попавший в ассирийскую темницу!»
- Мой отец - Tиридатес - направил меня в Шем с эскортом из ста мужчин, -
объяснила она. - Слухи о союзе между Шемом и Koфом достигли его ушей; он
боится, что эти королевства объединят и нападут на него. Я должна была выйти
замуж за принца в Шушане и укрепить союз между Заморой и Шемом. Но эти
шемитские бандиты подстерегали нас у подножия Огненных Гор.
- Простая сотня охранников?- уточнил Конан недоверчиво. - Tиридатес
когда-либо был пьяным глупцом..., и старость оставила его с остроумием
деревенского идиота!
Kайланнa не ответила.
- Крoм, девочка, - варвар ворчал застенчиво. - Я не хотел оскорбить. Так
или иначе, моя сотня воинов выстояла бы против простых бандитов. Захватившие
Вас, ассири , - элитные войска. Без сомнения некоторая местная знать в этих
землях стремится предотвратить союз Зaмoры с Шемом. Мелкие дворяне
наводняют эту землю, как мухи навоз. Целая группа их должна была одержать
победу в сражении, как мужчины, и уладить вопрос раз и навсегда. Только
трусливая свинья похитит девочку и передаст ее в этот слизистый лабиринт.
26
- Он не мог выделить много солдат,- ответила она с негодованием. - Отец
уже переместил большую часть нашей семьи из дворца в Шадизаре в Aренжун,
боясь, что убийцы могли напасть на его дочерей. Дворяне Koфа сделают что-
нибудь, чтобы предотвратить королевский брак между семьями Шема и Зaморы.
Многих мужчин он послал как гарнизон, чтобы защитить семью. И от угрозы из
Koфа непосредственно.
- Неважно, - прервал Конан, политика утомила его быстрее, чем самое трудное
физическое действие. В Киммерии лучшим политическим деятелем было остро
обрамленное лезвие. - Человек, которого они замучили здесь был из Вашего
эскорта?
- Капитан Tусалос, - ее голос казался напряженным, как будто она подавляла
слезы. - Когда шемиты напали, он разделил натрое эскорт и рассеял нас в
различных направлениях. Другие...- дрожащий голос умолк, - Другие …
- Убиты, без сомнения, - быстро догадался он. - До сих пор, я никогда не
слышал о взятии ассири заключенных. Но мы не их первые гости здесь, тем не
менее. Они мучили Вас все же?
Его прямой вопрос, казалось, застал ее врасплох; подавленный шепот
донесся после долгой тишины.
- Все же? Они замучают меня - принцессу?
- Возможно, нет, если они потребовали выкуп от Tиридатеса.
- Зачем беспокоить меня, обременяя дополнительными заботами!- Ее голос
повысился до октавы. - Верно, что все говорят о твоей расе. Вы - жестокие дикари,
варвары с сердцами столь же холодными как холмы, на которых вы живете! Ты
унижаешь моего отца и говоришь со мной, как будто я – обычный деревенский
бродяга. Это тебя они должны замучить. Убивать мужланов как ты достойных
гнить в темницах!
Конан опешил, озадаченный ее ядовитой вспышкой. Он был прям с нею, но
не в его натуре было склоняться и оправдываться перед каждым мужчиной и
женщиной, имевших титул. Уважения добивались, оно не давалось. Однако он
посчитал, что его манера была слишком черства. Месяцы пиратства в компании
матерых морских волков отразились на нем. Несмотря на королевское
происхождение, Kайланнa была всего лишь напуганной девочкой, пойманной в
ловушку насилием и обманом. Кроме того, воспитание Конана привило ему
грубый кодекс чести, который не терпел плохого обращения с невинными,
особенно женщинами. Не раздумывая более, Конан торжественно произнёс.
- Я клянусь Крoмом, богом моего народа, вытащу Вас из этого места. Ад ждет
меня, если я потерплю неудачу.
- Благородные слова одиночки, не основанные ни на чём, - усмехнулась
Kайланнa. - Я думаю, что ты произносил их сто раз и не соблюдал никогда.
Конан воздерживался от язвительного опровержения. Это только усилило и