Выбрать главу

грохот заставил его подскочить. Он потрясенно стал тереть подбородок

дрожащими пальцами.

Окинув задумчивым взглядом статую из жемчуга, он повернулся к входу,

чтобы встать перед теми, кто заполонит храм.

- Дверь рушится, Солнарус! - дрожа, шептал он.

- Спокойно, Милвиус, - произнёс король-жрец тоном, обволакивающим как

бальзам, успокаивающим обнажённые нервы слушающих. Он опустил глаза, глядя

на сферу, удерживаемую в руках. - Мы знаем, что Черного клинка ожидает

судьба, намного худшая, чем наша. Его собственный меч должен уничтожить его;

он больше не сможет сокрушать города, такие как наш, растаптывая своими

сапогами. Наша жертва породит ветер, обращаемый в ураган, и тот ветер

предназначен развеять тучи Ахерона прежде, чем они затенят наш мир в

неправедной темноте

- Если мы преуспеваем, - Милвиус дрожал. - И если мы не можем

препятствовать тому, чтобы он захватил это, - он указал на статую. - Кто

остановит его тогда.

Брови Солнаруса вновь нахмурились.

- Никто, Милвиус. Мы - последняя линия защиты, - он уныло сделал

паузу.- И знайте это: никакой жрец, никакой волшебник, возможно даже

всемогущие боги, не в силах уничтожить то, что представляет собой мощь

Зловещего древнего Бога. Древние боги зла наполнили его своей силой. Если бы

атланты не вырвали его от их древних противников прежде, чем это могло быть

использовано, мир уже тогда стал бы подобен гноящемуся аду.

- Они должны были разрушить это, - сказал Милвиус. Он вздрогнул, когда

таран обрушил очередной оглушительный удар на дверь.

- Никакой нормальный человек не попытался бы сделать так, даже если он

мог. Вы прочитали стихи в Одиннадцатой древней рукописи Эйбона: «Никто, ни

человек, ни женщина, не может вредить этому, ни любая вещь мира не нанесёт

этому вреда. И если попытаться избавить мир от этого, древние боги возродятся

заново, и их древнее зло снова поглотит и затмит земли».

Солнарус покачал головой.

- Эти и подобные мысли часто посещали меня со дня, когда я стал

хранителем Зловещего древнего Бога. Знайте, я не раз обдумывал их значение.

Крушение щебня заглушало слова короля-жреца и демонический смех

Черного клинка прокатился в залах.

Глаза Милвиуса в ужасе расширились.

- Шакал прибыл!

Пот катился, падая с носа и капая на одежды.

4

Черный клинок въехал в просторный храм, ревя как разъяренный гигант.

Следуя его приказу, ни один из воинов не следовал слишком близко. Он ворвался

во внутреннее святилище и резко остановился, топот копыт, отражался как

трепет каменного сердца.

Солнарус вышел вперед, твёрдо сжимая в руках стеклянную сферу. Его лицо

было гладким, сухим и безмятежным как всегда. Он слабо улыбнулся Черному

клинку.

- Солнарус,- военачальник Ахерона торжествующе глумился. - Становись на

колени перед своим властелином, хнычущий ягнёнок Ибиса! Долго мое лезвие

жаждало твоей крови.

- Ты зашел слишком далеко на сей раз, и тем обрек себя на поражение. Ты

должен был придти вместе со своим братом! Поистине, без темных искусств

Ксалтотуна, вы, возможно, не пересекли пустыню или не сокрушили ворота

Нифии. Нет, Шакал! Никогда снова твоё лезвие не заберёт жизни невинных.

Смеясь, Черный клинок приблизился с проворством, которое должно было

быть невозможным для такого гиганта. Он шагал к неподвижно стоявшему

Солнарусу. Другие жрецы, как Милвиус, остались рядом с Солнарусом, нервно

следя за залитым кровью, четырехфутовым ятаганом Черного клинка.

Ахеронец отвёл свои руки назад, затем взмахнул лезвием, нанося

смертельные удары. Головы двух жрецов Нифии покатились по мраморному

полу, из рассечённых шей струей била кровь. Трое других пали убитыми прежде,

чем оставшиеся в живых могли даже шелохнуться. Шакал, поражая снова, прервал

испуганный вопль Милвиуса, заставляя замолчать. Заостренная сталь проникла

через ребра маленького жреца, рассекая его спинной хребет, и разрушая лопатки,

разделив туловище пополам.

Черный клинок, вспоров верхнюю половину трупа, и найдя сердце, нанизал

его на наконечник ятагана. Усмехаясь злобно в лицо Солнаруса, он поднёс

блестящий орган к зубам и оторвал капающий кусок. Облизывая губы, он

обильно харкнул кровью в лицо короля-жреца.