Резеда предпочла промолчать и не выяснять, с кем и когда Конан «такое» проверял. А именно — как «обычно» должна действовать такая стрела «с камнем-глушилкой».
Конан между тем подошёл к одеялу и принялся спокойно сворачивать его:
— Ладно. Поспать сегодня, похоже, всё равно не удастся. Собирайся и едем.
Ехать по тёмной лесной дороге, скорее, тропе, всё время петляющей и ведущей в самую глубину того места, которое народная молва наградила всеми самыми мерзкими признаками и населила самыми ужасными чудовищами, Резеде не нравилось. Это если сказать мягко. А если так, как положено — то её била мелкая дрожь от со всех сторон нависающего мрака и гнетущего чувства ужаса, и ей казалось, что за каждым старым и скрюченным стволом их поджидают убийцы, а в зарослях кустов и подлеска засели и готовятся к прыжку кровожадные, зубастые и когтистые порождения кошмаров… А сверху, на ветвях, притаились и только и ждут приказа наброситься какие-нибудь гигантские нетопыри. Или гарпии.
Конан предпочитал помалкивать. И о том, что он не дремлет, расслабившись в седле, женщине говорило только мерное дыхание его могучей груди, на которую она опиралась, вжимаясь в неё невольно всё плотней своей худенькой спиной, да то, что она чувствовала, как напрягаются его стальные мышцы, когда он вертит головой.
— Ну хватит. Перестань трястись, словно у тебя лихорадка. — Конан говорил негромко и в тоне слышалось сочувствие и ирония. — Поверь мне: кошмар и тёмная дорога — не причины для страха.
— Да?! — понимая, что шуметь не время, она старалась говорить шёпотом, но получалось, скорее, похоже на шипение рассерженной змеи. — Тебе легко говорить! Ты-то прошёл. Как говорится, огонь, воду и медные трубы. А я… Я — простая дочь горшечника и отродясь дальше соседнего селения… ну, и один раз — Столицы, не ездила! И страшней этих монстров-ящериц никого не видала!
— Вот и хорошо. Потому что лучше и правда — никогда не встречаться и не видать всех тех магов, уродов и чудовищ, что приходилось встречать мне. И убивать. С другой стороны, если б я боялся их до дрожи, — Конан снова хмыкнул, — давно бы уже отправился в чертоги отца моего небесного — Крома. Но!
Если б не боялся совсем — отправился бы туда ещё раньше!
— Как это?! — Резеда даже оглянулась через плечо. — Так ты — боишься?!
— Разумеется. Впрочем, нет: боюсь — это неправильное слово. Я опасаюсь. И — всегда настороже. Но я знаю, что попадаются среди воинов и наёмников, даже профессиональных, идиоты, которые, чтоб заглушить вполне естественное чувство страха перед врагом, магом или чудовищем, глушат свой мозг вином или снадобьями какими — чтоб почувствовать себя сильным, смелым и могучим. Чтоб море, как говорится, было по колено.
Вот такие-то и гибнут обычно в первую очередь. Потому что все эти средства, оно и верно, страх снимают. Но! (Видишь — везде есть эти самые «но!») Одновременно и туманят, оглупляют разум. И замедляют реакцию.
А плохо соображающий и медленно движущийся воин — мёртвый воин!
— Хм. Наверное, ты прав.
— Разумеется, я прав. Я потому и жив до сих пор, что долго и тщательно изучал и осмысливал опыт. Свой и чужой. И от фактов не отмахивался, а мотал на ус.
— А почему тогда мы смело, зная, что факты говорят о том, что впереди — логово мага, без всякой разведки и осторожного бесшумного подхода прём вперёд, словно дуболомы, не стесняясь того, что копыта Красавчика топают, словно тут проходит целый отряд солдат?!
— А потому, что раз хозяин Бетани-бека не получил его послания и, соответственно, не подготовил нам «достойной встречи», нам пока нечего опасаться. Ну, вернее, почти нечего. Разве что постов, выставленных тут на всякий случай. Впрочем, к счастью для нас этот лес имеет у местного населения столь дурную славу, что, думаю, чёртов монстр-маг не станет утруждаться даже этим. Посчитав, как и я сам вначале, что уж ночью-то мы — ну, вернее — я! — будем отсыпаться. Потому что в темноте плохо видно всё окружающее даже кошкам.
— Ну а тебе?
— Что — мне?
— Видно — как? — в тоне Резеде чувствовалось неистребимое чисто женское любопытство.
— Мне видно нормально. Я же — не кошка!
Подумав, что Конан-таки не ответил прямо на её вопрос, и что на самом деле это может означать как то, что варвар видит лучше, так и то, что — хуже, Резеда на секунду прикусила язычок. Но не удержалась: