Беспричинное веселье распирало Конана. Совсем недавно он стоял на арене, готовясь к очередной схватке, исход которой был непредсказуем; совсем недавно он находился во власти черного колдовства, вырваться из которого казалось немыслимым; совсем недавно по пятам за ним гнались все солдаты города… и вот — совершенно неожиданно — в кровавой круговерти сражений, стычек и погонь возникла пауза, появилась возможность передохнуть, расслабиться, забыть о том, что предстоит еще выбираться из этого проклятого города. Так почему бы не воспользоваться этим, да еще в компании пусть и строптивой, но весьма смазливой девчонки? Кто знает, что ждет их через час…
Амазонку, похоже, обуревали те же чувства. Она билась на арене, прекрасно сознавая, что рано или поздно удача отвернется от нее, и она — позор для представительницы ее племени! — погибнет от руки мужчины. Выхода не было… И тут, хвала королеве амазонок Акиле, судьба подарила ей возможность бежать. И пусть эта судьба предстала в облике именно презренного мужчины, она на свободе! Радость избавления, жар недавней схватки все еще кипели в ее душе. Кровь горячила жилы, сердце бешено билось в груди. Отважная воительница никогда доселе не встречала столь умелого и храброго бойца, как этот Конан из далекой Киммерии. Пожалуй, мелькнуло у нее в голове, кое-кто из гнусных самцов не такой пропащий, как все остальные…
Она помотала головой, прогоняя непривычные мысли, и сказала, постаравшись вложить в свои слова как можно больше злого сарказма:
— Все вы хотите только одного — затащить женщину в постель, надругаться над ней, а потом горделиво хвастаться этим перед своими дружками, такими же грязными, похотливыми баранами!
— Ничего подобного,— как можно серьёзнее ответил Конан, с великим трудом сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.— Мне еще надо отдохнуть, наточить меч и решить, как я буду выбираться из города. Так что, женщина, не мешай мне думать.— И он отвернулся к стене, будто амазонки и не существовало вовсе.
Некоторое время слышалось лишь сердитое сопение. Потом раздался голос, напоминающий шипение рассерженной змеи:
— Значит, ты, отвратительный, вонючий дикарь, который поленился даже смыть с себя грязь и пот перед тем, как войти в помещение, где нахожусь я, ты не желаешь меня? Ты не хочешь повалить женщину на подушки и совершить свое похабное дело?
— Не-а.— Шутки шутками, однако наглость этой стервы уже начала надоедать северянину. Никому он не позволял безнаказанно оскорблять себя, и если эта баба посмеет сказать еще хоть одно бранное слово в его адрес, придется поучить воительницу хорошим манерам — а заодно и охладить ее пыл. Тоже мне, сливки человечества. Ремнем по голой заднице — и весь разговор.— Каждому делу свое время, а сейчас моя голова занята другими вещами… И потом, я не вижу перед собой женщины. Храброго бойца —да. Опытного солдата — сколько угодно. Но женщину? Извини.
— Да? Д не ты ли только что льстиво восхвалял мои ноги? Мое лицо?
— Ну… Просто я не хотел ущемлять твое непомерное самолюбие.
— Ах так…— Амазонка задохнулась от гнева, лицо ее покраснело. При некотором воображении Конан мог бы представить себе, что это румянец стыдливости.— А теперь? Сейчас ты тоже скажешь, что я не женщина?
Она отбросила саблю… а потом полотенце с тихим шелестом упало на пол.
Да, вынужден был признать варвар, стерва отказалась не только смелым гладиатором и толковым воином, но и весьма привлекательной козочкой. Черные как смоль волосы, еще влажные после купания, рассыпались по изящным смуглым плечам, небольшие, крепкие груди смотрели вверх и в стороны острыми розовыми сосками. Уперев крепкую ладонь в бок, амазонка с вызовом смотрела на мужчину.
— Ну? Что же ты молчишь? Скажи еще раз, что я не похожа на настоящую женщину!
Вместо ответа Конан приподнялся, взял ее за руку и, резко дернув, молча повалил на подушки рядом с собой.
Глава тринадцатая
Колдун Ай-Берек с рвением взялся за исполнение приказа повелителя, сатрапа Хашида, поскольку приказ этот полностью отвечал его собственным планам.
Хашид велел своему магу отыскать беглого гладиатора-победителя. В этом стремления хозяина и слуги сходились. Однако цель поисков была разной. Сатрап желал лишь отомстить Конану за гибель шахского сына, перед Ай-Береком же стояла несколько иная задача: ему нужен был шлем, который унес с собой сбежавший воин. Нужен, чтобы не допустить гибели этого мира.
Как там, в этом пророчестве…
«…ступившие следом за первыми разольются черным сонмищем по миру, и не станет ни земли, ни влаги, ни человеков, ни тварей…»
Странное, очень невнятное предсказание.
«…И взовьется Стяг Мести. И выступит Древний Легион. А впереди — узнают кого по Шлему его…»
Но старый колдун чувствовал, что именно в этом прорицании и кроется разгадка Шлема, в котором он ощутил присутствие дремлющей Силы — небывалой, инородной, чудовищной; что за сегодняшними событиями на арене последуют другие, более страшные, вероятно даже — губительные. Так что, как ни крути, необходимо разыскать Шлем. Пока не поздно.
Ай-Берек, конечно, не знал заклинания, с помощью которого члены Ордена Последнего Дня намеревались отыскать украденный Шлем, зато у него в запасе имелось множество других заговоров: ведь он был профессиональным магом — в отличие от Магистра Орландара, посвятившего свою жизнь лишь подготовке прихода Древних.
Хашидский волшебник достал из потайной ниши хрустальный шар и серебряную чашу. Первый он водрузил на специальный треножник в углу, вторую поставил под него, так, чтобы центр шара по вертикали точно приходился на центр чаши. Потом разложил в чаше пучки высушенной ядовитой травы тук, собранной рабами-смертниками в предгорьях Карпашийских гор, и поджег их. Едкий дымок поднялся над треножником, окутал шар полупрозрачной грязно-желтой завесой. И, словно отвечая на призыв волшебного дыма, шар осветился изнутри таким же желтоватым мерцанием.
Ай-Берек попытался сконцентрироваться на образе Шлема — с тем чтобы видение в шаре открыло магу его нахождение. Однако туманная дымка внутри шара оставалась непроницаемой, словно что-то — или кто-то — заслонял картину. Впрочем, вместо панорамы места, где находится Шлем, перед Ай-Береком неожиданно проступили очертания обширной площадки, огороженной высокой каменной стеной. Несмотря на то что видение длилось лишь мгновение, волшебник тут же узнал эту площадку: гладиаторская арена перед дворцом Хашида.
В центре ее клубится воронка черного марева, очертания реальных предметов, проступающие сквозь него, скрадываются, а вместо них проступают ландшафты, словно рожденные в воображении безумца — серые, изогнутые, вопреки всем земным законам, скалы, черные водопады, текущие вверх, синее солнце в бледно-мареновом небе, похожее на шевелящуюся кляксу, туманные образы призрачных существ, не имеющих ничего общего с обликом человека, что снуют в тени рваных облаков, плывущих над самой землей. Над ареной стоит глубокая ночь, заливая ее песок голубоватым светом полной луны… И в следующее мгновение шар вновь заволокло волшебным желтым дымком.
Ай-Берек нахмурился. Что это означает? Шлем по-прежнему находится на арене? Или же магия указывает ему на иную, более важную, нежели поиски Шлема, задачу? И почему над ареной, показанной потусторонними силами, ночь?
Колдун выглянул в окно. Солнце почти уже скрылось за гребнем городской стены; ночь надвигалось на Вагаран. Синие сумерки окутали кварталы города, уравнивая под завесой своего холодного покрывала районы бедняков и районы богачей. Тени опускались на Вагаран, и небо вечерне темнело над его улицами. Повеяло прохладой, подул легкий ветерок, предвещающий ночной холод,— обычное явление для этих пустынных областей… Но, как бы то ни было, предвидение не должно обманывать. Если, в ответ на просьбу показать ему местонахождение Шлема, шар демонстрирует панораму гладиаторской арены, то это неспроста. Там, на арене, произойдет нечто, что имеет прямое отношение к Шлему. Какое именно — он, Ай-Берек, узнает позже. А пока необходимо попасть на указанное волшбой место и все выяснить.