Отпрыгнув на безопасное расстояние, Фенди выбирал место для следующего, последнего удара, когда краем глаза вдруг уловил движение в дверном проеме.
Повернулся, пригляделся — такое же пугало, а за его плечами отсвечивает шлем третьего.
Решение было принято моментально. Что ж, первому чудовищу повезло. Вновь прибывшим — тоже. Фенди совершенно не интересовало, что это за твари и откуда они взялись в резиденции короля воров; главное, что врагов было много. «Бросаться в бой с превосходящими силами противника — это тупость, а не храбрость» — так звучал его девиз, и он тут же надумал бежать из «Стреноженной вши», избрав для вынужденного и непозорного бегства самый надежный путь.
Из обеденного зала — на кухню. С кухни — в пристройку, где разделывают туши. Все двери за собой он успевал закрывать на засовы. В пристройке шемит отодвинул стол, распахнул крышку потайного люка и нырнул в подземный ход, соединяющий харчевню с расположенной в пятидесяти шагах конюшней. Тоннель вырыли для ухода от облав, то и дело учиняемых городской стражей, но пользовались редко — разногласия со стражниками чаще всего улаживались по-мирному, по-свойски.
«Вода. Никто не следит. Разгильдяи. Я им устрою». Фенди сделал два шага в воде, которой набралось по щиколотку, и на третьем шаге почувствовал, что не может выдернуть ногу.
Шемита всегда выручало безотказно срабатывающее правило «ощущение опасности — молниеносное действие». Высвободив в прыжке ноги из сафьяновых сапог, атаман уперся руками и ногами в стены узкого лаза. Он не знал почему, но чувствовал: прикосновение к тому, в чем увязли его ноги, смертельно.
Протащиться, перебирая конечностями, до конюшен представлялось более опасным и утомительным занятием, чем вернуться и покинуть харчевню через крышу на веревке. От ящериц с топорами, сколько бы тех ни было, он уйдет. Да и к чему уродам лезть на крышу, скажите на милость?
И Фенди, как муха по стене, двинулся обратно.
Вот и люк над головой. Макушкой он приподнял крышку, просунул правую руку под нее, ухватился за край. Левой распахнул люк настежь, потом вцепился в доски рядом с правой. Принялся вытаскивать тело наверх.
Как они успели, медлительные, нерасторопные — не должны ведь были успеть!…
Но сверкнул над головой бронзовый полумесяц, и обрубленные кисти скользнули в провал люка. Сорвавшееся тело издало звучный шлепок, соприкоснувшись с вязкой жижей.
Что-то похожее на тихое, удовлетворенное урчание издавало как мед густое, черное липкое вещество, в котором увяз человек с покалеченными руками. Он еще пытался вырвать тело из вяжущих объятий, но с каждым новым судорожным движением чувствовал себя все менее свободным — и скоро оказался в полной власти черной жижи. Муха, попавшая в мед…
Одновременно в ноздри Фенди ударила тошнотворная вонища, и тело пробрал холод — или то, что походило на холод, вгрызающийся в каждую пору, врывающийся в кровеносные вены, тисками сдавливающий мозг. Последним испытанным шемитом в этой жизни чувством оказалась досада. На то, что так и не доказал зазнавшемуся гладиатору, кто лучший из живущих на свете боец.
И пришла Боль, затмившая все. Она царила в теле человека, пока жизнь по каплям вытекала из него. Пока размягчались кости, лопалась кожа, выпуская кровь, растекался по черепной коробке мозг. Пока человек не стал тем, что захватило его — вязкой, вонючей жижей.
— Стой! — неожиданно выдохнул Ай-Берек.— Здесь! Запыхавшийся Орландар замер около своего спутника.
— Что… здесь? — выдавил он.
— Конан. Совсем рядом. Я чувствую его. Он либо в этом доме, либо вон в том… Либо где-то у нас под ногами. Мы нашли его, Магистр.
Старцы находились в одном из кварталов, где обитали бедняки,— совсем недалеко от городской стены. В бесплодных поисках сбежавшего гладиатора прошла большая часть ночи, и вскоре должен был забрезжить рассвет… последний рассвет Человека. Однако по-прежнему было темно, и лишь пламя пожаров освещало улицы, уже полузатопленные черным шевелящимся студнем, поглотившим людей, лошадей, верблюдов, бродячих собак и самих Древних.
— Колдун, смотри! — вдруг крикнул Орландар, указывая на покосившуюся, выцветшую вывеску на стене у входа в ближайшее здание без окон, с одной прочной дубовой дверью. Ай-Берек поднял голову и в изумлении застыл с открытым ртом.
«Дешиво, сыто и пьяно!» — было написано в самом низу вывески. «Халодное вино и горячая закуска!» — значилось чуть повыше и буквами чуть покрупнее. «Питейное завидение Старика Кафара!» — выведено еще выше и поразмашистей.
А на самом верху, обозначенное огромными корявыми буквами, красовалось название этого кабака: «Бронзовый шлем».
— Как же это…— потрясение прошептал Орландар, опираясь о плечо мага; при каждом выдохе воздух с хрипом и клекотом вылетал из его пересохшей гортани.
Пришедший в себя от удивления Ай-Берек пожал плечами.
— Не знаю, Магистр. Возможно, это случайность. Или, возможно, в этом проявляется рука судьбы. Или помыслы Богов. Или… Ну, не знаю. Уверен я только в одном: нам сюда. Никаких сомнений. Идем быстрее.
Он подошел к двери и попытался открыть. Заперто. Толкнул плечом. Дверь не поддавалась. Однако Ай-Берек отчетливо уловил шум, на какой-то миг долетевший изнутри.
— Конан! — крикнул он, и голос его от волнения сорвался.— Конан, открой! Здесь друзья! Мы знаем, что ты там! Мы можем помочь! Открой, Конан, варвар из Киммерии! Непобедимый гладиатор, никогда не бывший покорным рабом!
Шум стал яснее — как будто от двери оттаскивали какой-то тяжелый груз. И дверь распахнулась. Перед магом и Магистром, с обнаженным мечом, готовый к бою с кем бы то ни было, появился тот, кого они искали всю эту кошмарную, бесконечную ночь.
— Магистр Орландар! — послышался из глубины полутемного помещения знакомый радостный голос.
— Минолия? — удивился тот, уж кого-кого, а девушку никак не ожидая встретить в компании беглого варвара.
— Хвала Богине, в этой дыре еще остались живые люди…—донесся изнутри другой голос —женский, хриплый, неимоверно уставший.
— Конан,— облегченно прошептал Ай-Берек и почувствовал, как груз беды свалился с его плеч.
— Колдунишка! — прорычал непобедимый гладиатор, втащил неготового к такому повороту событий Ай-Берека внутрь «Бронзового шлема» и приставил клинок к его горлу.— Кром, наконец-то я добрался до тебя!
Глава двадцать первая
Черная масса медленно, неукротимо растекалась по городу, поглощая все на своем пути — от резиденции Хашида по кварталам знати и вельмож, по районам, где обитали купцы и богатые ростовщики, направляясь к обиталищам торговцев победнее и ремесленников, и дальше — к домам проституток и воров, и дальше — к хижинам бедняков и пьянчуг, и дальше — к лачугам попрошаек и бродяг, до самой городской стены. И, захваченные этой черной массой, растворялись в ней дворцы и минареты, таяли жилые строения и бараки, исчезали склады и лавки, бесследно пропадали мастерские и таверны… Ничего не оставалось после нее — лишь булькающее, колышущееся море абсолютной черноты.
В просторном, но непритязательном питейном заведении «Бронзовый шлем» царили полумрак и полное разрушение. Грубые деревянные столы перевернуты, скамейки разбросаны по углам, стойка разрублена надвое чьим-то могучим ударом то ли меча, то ли секиры. Пол усеян осколками посуды, кусками жареной баранины… и отсеченными частями тел — человеческих тел. Впрочем, события сегодняшней ночи, свидетелями и участниками которых стали укрывшиеся в кабаке люди, оказались настолько кошмарными и отвратительными, что никто уже не обращал внимания на то, что кровь смешалась с пролитым вином, человеческие останки валяются вперемешку с остатками блюд и закусок… Бойня, да и только,— однако здесь безопаснее, чем на улицах взбесившегося города. Дверь снова была завалена длинными тяжелыми скамьями и дубовыми столами.