Конан не сильно его пнул. Сдержал себя в последний момент, убивать-то он не хотел, так, поучить только. Да много ли этакому шпендику надо? Брык — и лежит себе, даже не дышит. Пришлось еще пару раз по мордочке надавать, с оттяжечкой уже, легонько так, лишь для приведения в чувства. И помочь потом сесть обратно на упавшую было лавку, и мусор с одежды постряхивать, а то поначалу мажонок этот соображал не слишком хорошо, только глазами вращал и губами хлопал. И трактирщика шугануть, а то он, гнида такая, под шумок вознамерился обшарить карманы так внезапно захворавшего гостя.
Так и познакомились.
А когда оказалось, что человек не просто так куражится, а юбилей свой отмечает, Конану и вообще грустно стало. У человека, понимаешь, праздник такой, а он его, понимаешь, по морде… Как тут было не выпить? Тем более, что вино у мажонка отменное было — не заморанское, правда, но вполне даже качественное офирское, темное, густое и терпкое, словно кровь жертвенной девственницы. Такое вино само в глотку льется, по жилкам живой водой разбегается. Это потом уже трактирщик обнаглел и стал свою бурду подсовывать, под утро, когда бдительность потеряли, а поначалу-то вино было знатное…
Вино.
Ну да…
Иссушенный похмельем организм требовал как раз таки именно этой живой воды.
И побольше.
И немедленно…
И пусть даже живая вода эта будет местной кислятиной, один Эрлик знает чем разбодяженной…
— Трактирщик!
Голос оказался одновременно сиплым и писклявым — короче, таким же мерзким, как и общее самочувствие. Да и ударить кулаком по столу как следует не получилось — не то, что ни одной кружки не разбилось — не опрокинулось даже ни одной, а дубовая столешница не то что не треснула — не дрогнула почти даже. Узнать бы, чем эта жаба свою кислятину крепит, да нацедить бурдючок — незаменимое средство в дороге! Против крыс, клопов и не слишком приятных попутчиков. Сам Конан, к примеру, мог навскидку назвать пару-другую имен хотя бы в том же Шадизаре, обладателей которых он с удовольствием угостил бы именно из подобного бурдючка…
Додумать и как следует посмаковать столь приятственную перспективу ему не дали — трактирщик воздвигся по ту сторону стола огромной жирной горой. И, кстати сказать, горой, чем-то очень и очень недовольной.
— Ну?
Начало разговора не слишком-то многообещающее. В любой другой день Конан с удовольствием отполировал бы жирную трактирщицкую морду о какую-нибудь подходящую поверхность — да вот прямо об эту дубовую столешницу и отполировал бы, зачем далеко ходить? Так сказать, для придания морде этой должного выражения угодливой любезности. Но сейчас в жирной руке трактирщика вожделенным спасением маячила запотевшая глиняная кружка ласкающих глаз объемов, отчего и сам трактирщик в какой-то мере словно бы осенялся отблеском ее благодати. Поэтому Конан был лаконичен:
— Вина!
— Господин желает вина? — спросил трактирщик как-то слишком уж вкрадчиво. И кружку почему-то на стол ставить при этом совсем не спешил, — А расплатиться за вчерашнее безобразие господин, часом, не желает?
Наглость была настолько вопиющей и неожиданной, что Конан на какое-то время даже оторопел. Он, конечно, многого не помнил из событий сегодняшней ночи, но свои сапоги он помнил великолепно. Вернее, теперь уже не свои сапоги…
Так ведь в том-то и дело, что теперь уже не свои!
А какие это были сапоги!
Почти новые — и года не проносил, разве это срок для настоящей драконьей кожи?! А голенища?! Голенища из нежнейших шкурок новорожденных василисков — четыре кладки разорить пришлось, пока на свой размер насобирал! А тройная прошивка усами водяного запорожского черта, обеспечивающая владельцу абсолютную непромокаемость и непотопляемость?! О такой прошивке мечтает каждый, будь он бывалый путешественник, простой наемник или зазнавшийся пижон-аристократишка, которому лишь бы перед другими аристократишками выделиться — да только вот мало кому удается обыграть водяного черта до самых усов! У любого из этих проживающих лишь в Запорожке подкоряжников добра натаскано немеряно, хоть три года подряд обыгрывай — все равно все не выиграешь! Да и торгуются они над любой дрянью, что твои гномы. Хотя, конечно — азартны они очень, и человек опытный да терпеливый… Но не о том же речь!
Речь о сапогах.
А какая у них подошва!..
С тем драконом, из-под хвоста у которого Конан лет шесть назад вырезал на спор две огнеупорные подошвы, лучше было бы больше никогда не встречаться — и не только самому Конану. Хотя бы в ближайшее время. Лет этак двадцать-тридцать. Как минимум. У драконов — память долгая. И шутки они понимают как-то не очень чтобы.