А по округе ходят рассказы о нападениях какой-то мертвой старухи, высасывающей кровь. Правда, некоторые рассказывали, что кровь пьет не старуха, а некий молодой пастух, бесследно исчезнувший… Другие говорили, о двух братьях, бывших раньше охранниками, но отставшими от каравана…
Как-то Вариос сказал странную фразу, которую Грумми запомнил, хотя и не сразу понял ее смысл. Волшебник почти не выходил из башни, но всегда знал, что творится в округе. И он сказал… Он сказал… «Тараканы начинают плодиться». Потом ушел наверх и долго не появлялся.
По настоящему задумался Грумми над смыслом сказанного, услышав однажды, как вторит высокому вою старухи более хриплый голос, потом еще один… и еще.
Как всегда вечером, перед сном, Грумми обходил башню. Проверил, закрыты ли двери. Попробовал решетки на окнах. Посмотрел, закрыта ли дверь в подземелье. Под башней, по словам хозяина, находилось обширное подземелье, в которое даже он, хозяин, никогда не ходил. Точнее, спускался только один раз — обследовать… Одного раза и хватило. На лице хозяина было странное выражение, когда он рассказывал о подземелье. Будто вспомнился ему давний, полузабытый страх. Пережитый и надежно запрятанный в глубинах памяти ужас, который внезапно вырвался и вновь овладел слабой человеческой душой.
Да, хозяин увидел в подземелье что-то страшное. Не зря повесил на дверь огромный замок, а саму дверь оковал железом и скрепил самыми сильными заклятиями. Самыми сильными из всех, которые знал. Но даже и при этом он заставлял Грумми каждый вечер проверять замок. Грумми подходил к двери, осматривал замок, прислушивался. Ни звука не доносилось из-за двери. Только однажды ему послышался чей-то хрип. Казалось, с той стороны кто-то стоит и тоже прислушивается, принюхивается, ждет, поскуливает от нетерпения…
С ужасом поспешил Грумми отойти от двери.
Потом он опять пытался расспросить хозяина. Вариос отвечал неохотно. Грумми только узнал, что подземелье было выкопано задолго до постройки башни. Хозяин построил башню на каком-то старом фундаменте. И что за здание стояло на нем раньше — никто не знает.
— Твоя задача, — сказал колдун, тяжело глянув на слугу, — проверять замок! И если заметишь, что он висит как-то не так, в другом положении, сразу позвать меня! И не слишком прислушиваться!
С тех пор Грумми не прислушивался у той двери. Но зато часто стоял у другой — у входной двери в башню, которую снабдили новым засовом — и слушал вой существа, бывшего когда-то его матерью.
И однажды он услышал, что мать уже явно не одна бродит в окрестностях башни. Были и другие. Такие же. А, может и страшнее. Тогда и понял Грумми, что имел в виду Вариос, когда говорил: «Тараканы начинают плодиться». И это понимание наполнило сердце бывшего камнетеса безысходностью и ужасом от содеянного им однажды черного дела.
А потом Вариос сказал:
— Я видел, они роют землю к востоку от башни. Они знают про подземелье. Чувствуют его. Чувствуют тех, кто там закрыт. И хотят выпустить. Или хотят с их помощью добраться до нас. В любом случае, мы в опасности. Придется пойти на крайние меры.
И вот — эта пылающая пентаграмма. И голоса, предвещающие появление одного из самых страшных демонов… Но если не заставить его уничтожить нежить, которая развелась в округе… Правда, вызывать демона не менее опасно…
И опять читал заклинания Вариос, и на сей раз голос его дрожал от страха. И страшными, непроизносимыми были слова, которые затягивались внутрь светящегося колдовского чертежа. И тяжело дышал колдун, и дрожали руки у его слуги, когда он подавал очередную чашу…
Наконец, Вариос проскрежетал последнее слово самого длинного заклинания, и заклубилось в башне облако. Не посмели и хозяин, и слуга взглянуть туда, где проступало сквозь дым лицо существа, явившегося на их зов. А если бы осмелились глянуть на тот страшный лик, то не вынесли бы этого зрелища их слабые души и отправились на вечное мучение туда, где правит этот ужасный демон.
— О чем ты просишь? — донесся гулкий, как эхо горного обвала, голос.
— Очисти землю от той, кого мы породили, и от ее последышей — от всех, кого она превратила в упырей! Забери их к себе!
— Какова будет твоя плата? Что сможешь ты дать за это?
— Все, что захочешь… — прошептал колдун.
— Хорошо. Я выполню твою просьбу. А плату потребую позже.
Крупная дрожь била Вариоса, когда он ответил:
— Да будет так.
И вой, доносившийся из-за дверей башни, исчез, будто невидимая рука разом заткнула все смрадные глотки.
— Теперь, — прохрипел Вариос, — мы можем спокойно выходить из башни…
— Я так соскучился по солнцу, — тихо сказал Грумми, — но… плата? Какую он потребует плату? И когда?
— Молчи! — зашипел колдун. — Молчи! Никогда не говори об этом! Никогда. Не смей напоминать мне…
Конан и Рахима скакали среди зеленых холмов. Карпашские горы, высившиеся на горизонте подобно облакам, поражали величественной красотой. Тревожили душу устремленными к небесам белоснежными пиками, манили таинственностью и недоступностью, как манит простого воина красавица, мелькнувшая в окне дворца его повелителя.
Предгорья кишели бандитами. Конан выбирал еле заметные тропинки вдалеке от дорог, а часто и вовсе направлял коня в распадки между холмами, где не было даже тропинок. Рахима притихла и только плотнее куталась в плащ, стараясь закрыть не только тело, но и лицо.
— Ты замерзла? — удивился Конан.
— Да, меня знобит…
— В такой жаркий день? Ты не заболела?
— Может быть…
— Теперь придется скакать без остановок. Уже недалеко развалины замка Кушуха…
— Кто это? — безразлично спросила девушка.
Конан был рад отвлечь ее от болезни. Долго и подробно он рассказывал, как встретил здоровяка Кушуха, на которого было наложено заклятие, как они поехали искать исчезающий замок… И умолк, только тогда, когда заметил, что Рахима его не слушает.
— Ты все еще боишься старухи?
— Старухи больше нет — чужим голосом сказала девушка, — из этого мира она исчезла…
Конан встревожился. У нее лихорадка. Похоже, начинается бред. Она уже нетвердо сидит на лошади. Нужно останавливаться на ночлег…
Остановиться пришлось под открытым небом. Рахима, закутавшись в плащ, впала в забытье. Конан, пустив пастись лошадей, мрачно сидел рядом. Впереди еще два дня пути. Девушка, судя по всему, серьезно больна. Вряд ли она сможет держаться в седле. Кром!.. Придется остановиться на несколько дней. Добыть какую-нибудь дичь… Поить ее мясным бульоном… И ждать выздоровления.
Всю ночь Рахима стонала и бредила. Выкрикивала непонятные слова. Пыталась бежать. Билась в судорогах. Под утро, когда больная забылась, наконец, тяжелым сном, Конан рискнул оставить ее и осмотреть окрестности. Может быть, если удастся, добыть свежее мясо…
Невдалеке виднелась башня. Та самая башня…
На сей раз Конану не пришлось вышибать дверь. Его встречал небольшого роста, остроносый человек с усталым лицом. Слуга. А в башне, куда Конан занес укутанную в плащ девушку, в ожидании стоял хозяин — человек крепкого сложения, с грубоватым лицом и умными, насмешливыми серыми глазами. Тот самый колдун. Молча указал он на лежанку. Конан бережно уложил свою спутницу, плотнее укрыл ее плащом.
— Я помню тебя, чародей.
— И я тебя, герой.
— Ты должен ей помочь, — Конан кивнул на лежащую в беспамятстве женщину, — у нее лихорадка, она бредит.
— Должен? — притворно удивился Вариос. — Должен?
— Должен, должен, — проворчал Конан, положив руку на эфес меча.
По достоинству оценив этот жест, Вариос молча, шутовски поклонился. Несколько мгновений Конан и колдун пристально смотрели друг на друга.
— А хорошо, что ты, герой, опять пришел ко мне, — наконец, мечтательно проговорил Вариос.
— Ты, помнится, говорил, что мы еще встретимся… Как ты намерен ее лечить?
— О, это не сложно, мой помощник приготовит мазь…