В глазах Далиуса мелькнуло сострадание, однако Кинна не повела даже бровью. Жрец судорожно обхватил её колени:
— Не дай мне умереть! Нет, прошу, нет!
Зубы его так стучали от страха, что слова были неразборчивы и едва понятны. Вдруг он ахнул. Лицо его побледнело, вокруг губ появилась пена. Всё тело скрутила судорога. Затем напряжение вдруг ослабло и спало. Морщинистая кожа превращалась в прах, обнажая дряхлые мышцы. Глазные яблоки ещё раз дико выкатились. Последнее, что увидел Первый — лицо женщины, которую он пытался убить. Лишённое кожи тело дёрнулось в последнем отчаянном усилии противостоять самой смерти. Потом мышцы прямо на глазах иссохли и опали с костей. Выбеленный скелет уже ничто не удерживало вместе. Со стуком рассыпались по каменной плитке распавшиеся кости. Череп откатился куда-то в угол. Всё было кончено.
— Конан из Киммерии, лишённый спокойного сна и преследуемый моими ночными кошмарами, ты выдержал и прошёл испытание. Ты пожертвовал жизнью, чтобы исправить зло, которое вызвали людская надменность и гордыня, стремление к власти, могуществу и жестокости. Теперь выбор за тобой. Хочешь ли ты познать могущество шкатулки Армиды и властвовать Вселенной? Готов ли стать наимогущественнейшим среди богов? Или хочешь чего-то иного?
Повисла тишина, в которой, казалось, остановилось само время. Богиня выжидала. В голове варвара мелькнуло воспоминание о её теле, полупрозрачном как живой лёд. Губы Анахит слегка шевельнулись. Не было ли это игривой улыбкой? Её усмешка была лукавой и всеведущей — такое впечатление, что она читала его мысли. И знала его выбор. Он хотел жить. Сражаться, убивать, любить. И не стремился к бесконечной жизни богов. Конан протянул открытую ладонь с драгоценностью, за которую так много людей заплатило жизнями, навстречу богине. Та без спешки её приняла. Хрусталь воссиял, озаряя контуры владычицы над судьбами людей и паля, как само солнце, и Анахит медленно растворилась в его ярком свете.
— Та игрушка не для вас, люди, она слишком могущественна. И её мощь слишком велика даже для богов. Лучше будет её уничтожить, — ледяными колокольчиками зазвенел холодный смех.
Ослепительная вспышка сбила варвара с ног. Где-то зазвенел гонг. Потоки магического света бежали по плиткам пола, проходя через людей и предметы, и понемногу угасали. Колдовская мощь, некогда собранная великим магом в одно слишком уязвимое место, рассеялась. Когда все опомнились, Анахит уже исчезла.
Конан медленно поднялся с земли и срезал путы Митанни. Осторожно взял её на руки.
— Уже всё кончено, дивчина.
Она же была слишком потрясена, чтобы даже заплакать.
— Отец… где же мой отец?
Конан бережно поставил её у гротескно скрюченной фигуры Кетта. Девушка встала на колени, наощупь нашла голову отца и положила себе на колени.
Раздался тихий стон:
— Миттанжи… Дитя моё, милая, любимая… — и голова Кетта безвольно скатилась и ударилась оземь.
— Папочка! — В том вскрике соединились и наиглубочайшая печаль, и наивысочайшее удивление. Из очей, тёмных, как омут в полночь, брызнули горячие слёзы. И эти глаза видели.
Эпилог
Они погребли мертвецов, и всё начало возвращаться в свою привычную колею.
Весна медленно переходила в лето.
Тавернщика Раффи избрали старостой Кармайры. Город ожил. Люди наконец вздохнули без страха и работали с охотой и удовольствием. Ожидалось, что предзимние торги уже пройдут торжественно и с блеском. Святилищем Анахит, утопающим в городских стенах, теперь управлял посвящённый в жрецы Далиус. Его сестра по-прежнему обходила окрестности — лечила, советовала, утешала, подбодряла.
Митанни горько оплакивала утрату отца, радость общения с которым была такой короткой. Но спустя какое-то время её наконец полностью захватило разноцветие красочного мира, внезапно открывшегося перед ней. Она обходила всю крепость снова и снова, находя давно забытые уголки, пожирала взглядом величественные вершины Карпашских гор. Смотрела, как солнце шествует по небу и меняет цвет озёрной воды, восторженно искрящейся волнами у каменных стен. Проводила целые вечера, смотря на огонь и строя в своих фантазиях пламенеющие замки.
Хотя Топраккале почти опустел и в нём обветшали смотровые башни и замусорились подземелья, осмотр подвалов показал, что дочь Кетта стала поразительно богатой наследницей. Нар-Дост потратил совсем немного из богатств, ранее накопленных её родом, а его присутствие в замке надёжно охраняло и сдерживало воров. А теперь за порядком следил меч Конана.
Комедианты поселились в крепости, как будто так и было с незапамятных времен, а Митанни им была благодарна за компанию и поддержку. После многих лет, проведенных под парусиной брички и в дороге, Каринна особенно оценила удобство жизни в башне — стоило только Таурусу лишь упомянуть о путешествии, как она превращалась в лютого дракона, от которого он спасался бегством. Антара наконец получила ежедневную теплую купель и чистое бельё. Хикмет из-за исследований почти не выходил из башни. Целыми днями он восседал за огромным столом из светлого дерева и, поглядывая на озеро, царапал пером по пергаменту. Таурус, Кермар и Зурн не особо надрывались и не утруждали себя, в основном просто наблюдая за ремонтными работами или тщательно осматривая обширный винный погреб. В крепость вновь начинали стекаться люди, которые когда-то в ужасе бежали от Нар-Доста, ошибочно полагая, что в соседнем городишке дела обстоят лучше. Топраккале бурлил от охватившей его деловой активности.