— Я останусь, — возразила она тихо, но настойчиво, и прильнула к его груди.
Оба умолкли. Их лица находились так близко друг друга, что один вдыхал дыхание другого. Дыхание становилось всё более и более учащённое. Неровное прерывистое дыхание…
— Смена караула, — очи Антары вспыхнули тёмно-синим. Не было никаких сомнений, что от злости.
Митанни зарыдала, как будто её хлестнула плеть рабовладельца, и свернулась в клубок, разом превратившись в маленькую беззащитную девочку, внезапно пойманную родителями за какой-то шалостью.
Киммериец с непроницаемым выражением лица встал, взял её на руки, нежно придерживая за локотки, как маленькое дитя, и аккуратно уложил на устроенные лежанки. Не говоря ни слова, он откатил камни от огня, завернул их в тряпки и уложил их возле обоих раненых. Потом виновато погладил Митанни по челу и вернулся к огню. Антара не удостоила его ни единым взглядом. Она согревала руки, вытянув их к пламени, как будто от этого зависела её жизнь.
— Пришло время сменить стражей. — Его голос не оставлял иного выбора.
Антара медленно повернулась к нему. Её тело настолько одеревенело, что она ощущала покалывание аж в кончиках пальцев. Конан молча подошёл к ней, перебросил её через плечо и уверенно зашагал во тьму.
Кермар наполовину дремал. Ожидание своей очереди патрулирования не позволило ему поглубже погрузиться в сон. Чувство долга пробудило его поздно ночью. Огонь потух, кроме парочки раскалённых угольков. Никого вблизи видно не было, лишь Митанни тихо всхлипывала на своей лежанке.
— Где Конан? И почему ты плачешь, малышка?
От взрыва горького плача, громкого и неожиданного, Кермар совершенно растерялся. Затем он заметил, что Антара исчезла, и яростно ругнулся. Он даже не осознал, как в его кулаке оказался кинжал. Но именно это спасло ему жизнь.
Прямо перед ним вдруг выросла тёмная тень. Лезвие кинжала мелькнуло красным, отражая отблеск угасающего пламени. Оружие Кермара описало низкий полукруг и вонзилось в нечто жёсткое и упругое. Хрустнули кости. Ночь разорвал страшный рёв, к которому внезапно присоединились другие голоса.
Из кустарника, окаймляющего подножие скалы, появился Конан с окровавленным кинжалом в руке и Антарой позади. Когда он увидел мертвеца у ног Кермара, то одобрительно кивнул.
— Хо! Они вернулись из деревни. Двоих мы прикончили. Ещё трое или четверо до сих пор бродят где-то неподалёку.
Однако казалось, что Кермар его слова не воспринимал. На грабителя, который пытался его убить, он даже не взглянул. Кровожадным взором он окидывал обоих подошедших с выражением безграничной ярости на лице, держа сжатое оружие наготове.
Внезапно киммериец понял и понемногу выпрямился. Сжимая кинжал, он остановился перед Кермаром и холодно произнёс:
— Не делай этого. Я не хочу убивать тебя, но если ты не оставишь мне иной возможности… — Не было никаких сомнений в том, что это было сказано серьёзно. Равно как и в том, как этот бой закончился бы.
С земли поднимались наполовину проснувшиеся комедианты, непонимающе таращась на них.
— Берегитесь, за вами! — крик Антары раздался как раз вовремя.
Воры решили воспользоваться мгновениями замешательства и прикончить побольше своих врагов, которые из-за невнимательности сами попали им в руки.
Это был неравный бой. Оба соперника, вынужденные сражаться бок о бок, обратили свой гнев против грабителей. Двое из них пали почти мгновенно: один — с плечами, рассечёнными надвое ударом Кермара, другой — с кинжалом варвара в глазу. Оставшиеся двое дрогнули. Прежде чем они успели решить, следует ли рисковать жизнью или лучше сбежать, месяц закрыла тёмная тень.
Все разом замерли, глубоко поражённые, взволнованные и устрашённые одновременно. Ощущения безнадёжного угрожающего ужаса и безграничного восхищения заставили их нутро задрожать от возбуждения. Они опьянили экстазом мозг и заставили сердца замереть от страха. Комедианты и разбойники повалились наземь, катаясь, плача и воя от переизбытка эмоций. Антара упала в обморок. Конан споткнулся и выронил кинжал.
Тварь, которая молча возникла между ними, была столь же восхитительна, как и ужасающе страшна. У неё были величественные полупрозрачные крылья, смертоносные когти и клыки, глаза хищника, сверкающие в темноте, как два фиолетовых аметиста. Всё тело твари покрывали мерцающие серебристые чешуйки, а на её могучей груди блестел куб с расплывчатым тёмным силуэтом внутри.
В ночи раздался властный голос, бархатисто-мягкий, как крылья ночных кошмаров, волнующе-тревожный, как труба судного дня, жуткий, как пекло, неумолимо-безостановочный, как сама смерть: