Нар-Дост задрожал. На какой-то миг на его лице как будто одновременно мелькнули удивление, смущение, сомнение, растерянность и неверие в собственные силы — в нём проявился тот прежний безвредный лекарь-целитель. Потом где-то глубоко в хищных глазах вспыхнул злой огонь. Тварь зловеще распрямилась. Между ним и варваром уже не стояло ничего, что его могло защитить. Ну и ладно! Если ему суждено сгинуть, он заберёт и ту малую девку с собой! С такими мыслями Нар-Дости занёс жертвенный нож над девичьей грудью.
Но Митанни не плакала и не умоляла, как он о том мечтал. Страдальческие тёмные очи невидяще взирали в потолок помещения, погруженные куда-то в глубины души, куда нельзя было проникнуть ничему постороннему. Нар-Дост засомневался, что она вообще ощутит удар.
Колебание Нар-Доста спасло жизнь девушки. Прежде чем он успел ударить, меч варвара свистнул в воздухе и ударил по его шее. Чародей судорожно развёл руками и рухнул на землю. Бархатистые серебристые крылья, напоследок яростно хлопнув, бессильно опали. Кошачьи зрачки на отрубленной голове остекленели. Тварь, которая была столь же прекрасна, как и ужасна, ушла в мир теней.
Меч Конана погас. Это вновь был его хорошо знакомый древний клинок. Шкатулка, сжимаемая в левой руке, снова сияла прежними красками, просвечивая через ладонь тёплым красным светом.
Варвар повернулся, по-прежнему оставаясь настороже. Старец, который назвался Первым, теперь смотрел на него с нескрываемой ненавистью.
— Возврати мне моё наследство, вор!
— Ты сам вор, который пытался ограбить меня!
— Это мой дед Дион создал эту драгоценность! И за это заплатил своей жизнью! И теперь это моё!
Жрец направил свою открытую ладонь на варвара, который мгновенно принял боевую стойку.
— Достаточно! — насмешливый женский голос, звенящий, как колокольчик на морозе, холодный, как ледяные сугробы, в которых находили последнее пристанище заблудившиеся в горах, устрашающий, как трубы последнего суда.
Кармайранцы пали ниц, опуская лица к земле. Их богиня сошла на пол, ступая меж ними.
Анахит, возможно, и не была наимощнейшей богиней из пантеона тех давних времён, но несомненно являлась одной из наикрасивейших. Водопад золотистых волос взметнулся как вуаль, или как стайка рыб, вырвавшихся из таинственных глубин моря Вилайет, хотя в зале не было даже лёгкого ветерка. У богини было нечеловечески совершенное лицо с безупречными ровными линиями носа и уста, словно вытесанные долотом безумного скульптора, познавшего в горячечных видениях места, где небеса и пекло сливаются в бесконечных проявлениях восторга и кошмара. Это видели и смертные, дерзнувшие взглянуть в невидящие зелёные очи без зрачков и без белка. Облачённая в легчайшие прозрачные одеяния цвета наичистейших горных озёр, Анахит воплощала все человеческие представления об образах бессмертной красоты.
За ней стояли брат и сестра, Далиус и Кинна, со строгими благородными лицами и понимающими взглядами. Вера возвратила их к жизни.
— Дион, внук Диона, ты не достоин носить имя своего деда! Ты слишком ослеплён жаждой власти. Ты первый из моих жрецов, который спутал путь и цели. Ты не останешься в Аннах Тепе. Познай же проклятие отверженного, прими судьбу смертных!
— Нет! — пронзительный вопль проклятой души потряс стены крепости.
Жрец знал, чего опасаться, ибо дорогой смерти он уже однажды прошёл. Но тогда с ним была его богиня. Теперь же он остался один, отчаянный, безутешный и брошенный в бесконечной ледяной пустыне без границ, света и времени.
— Кинна! Далиус! Друзья! — он пал наземь и пополз на брюхе к тем, кого лишил жизни.