— В тот вечер он чуть не нарвался на мой клинок. Тебе, наверное, его не хватает?
— Трудно сказать. Занус заботился обо мне, беспокоился. По-своему, конечно. Не то чтобы он очень много давал мне, но сейчас, без него, у меня совсем ничего не осталось.
— Родители не подыскали еще тебе нового жениха — наследника трона?
— Нет, — вздохнула Африандра. — Пока что им не до этого. Они совсем помешались с этой миссии от Анаксимандра. Иногда я боюсь, что им может прийти в голову выдать меня за него. Кошмар! Одна его жирная борода чего стоит. Мерзость! Спасибо Садите, пока она бережет меня от этого. Да и вообще, родители будто не замечают меня, словно в наказание за причастность к смерти Зануса. Особенно старается мать. Еще бы, чего ей стоило взять себя в руки, когда это случилось… А может быть, она и права…
Африандра задумчиво покачала головой.
Конан ласково обнял ее и сказал:
— Ну хватит, девочка. Не слишком ли мною слез пролито из-за этого самоубийцы. Естественно, когда знакомый человек накладывает на себя руки, ты ощущаешь себя виноватым, но… Эй, трактирщик! — Возглас Конана был обращен к появившемуся за стойкой Анаксу. — Принеси-ка мне кружку доброго эля. А если у тебя нет благородного напитка, что ж, сойдет и та верблюжья моча, которую ты выдаешь за арак.
— А мне — кубок нарцинта, Анакс, — добавила принцесса.
Знакомый голос заставил трактирщика пристально посмотреть на нее, припоминая деву с прикрытым вуалью лицом.
— Ну а как тебе эта идея с объединением двух храмов? — спросил Конан. — Ты к ней привыкли?
— Нет, что ты. Наоборот, она мне еще больше не нравится. Только родителям нет дела до моего мнения. — Африандра тяжело вздохнула и после паузы добавила: — Честно говоря, Конан, после того, что ты рассказывал мне о жестоких порядках соседнего города и его злом короле, я удивлена, что ты присоединился к его экспедиции.
Конан подождал, пока Анакс поставил перед ними заказанные напитки, и лишь затем ответил:
— А как же еще, девочка, я смог бы вернуться в этот город, к тебе?
— Ты прав. И я счастлива снова быть рядом с тобой. Но знаешь, мне все равно не нравится эта идея. Ты посмотри на этих несчастных, прикативших сюда подарок от Анаксимандра. Еле живые, под конвоем. А моя мать приветствует их как почетных гостей…
— Знаешь, — сказал Конан, — я бы с удовольствием помог им освободиться, разделаться с этим жрецом-надзира-телем. Но если бы у них была хоть тень такого желания. Я-то думал, что Куманос ведет их по самым пустынным землям, чтобы они не разбежались от него. Оказывается, они и не хотят бежать. А теперь и не смогли бы, если бы даже захотели.
— Несчастные. Они измучены, истерзаны этой дорогой.
— Да уж, насмотрелся я на них, пытаясь облегчить им страдания принесенной водой, собранными на ваших полях фруктами… Не понимаю, в чем у них еще душа держится. Если она еще осталась в этих измученных телах. Что-что, а бороться они уже не способны.
Африандра глотнула из своего кубка и, помолчав, проговорила:
— Знаешь, эта обещанная свадьба Садиты и саркадийского божества кажется мне ересью, предательством нашей богини. И не я одна так думаю. Есть еще люди, которые не согласны с восторгами моих родителей по этому поводу.
— Что ж, это неплохо, — сказал Конан и, понизив голос, предупредил: — Только не болтай об этом много. Случись что — тебе ничего не будет, а твои единомышленники могут поплатиться за это своими головами, если Регула или Семиархос решат, что они замышляют заговор.
— К сожалению, уже ничего нельзя сделать. Отказать сейчас Анаксимандру — значит, вовлечь город в войну с сильным и жестоким противником. Пет, это недопустимо! — Оборвав себя на полуфразе, Африандра негромко сказала: — Пойдем. Мои родители, наверное, беспокоятся, где я. Хотелось бы, чтобы их волнение было искренним…
Не прижимаясь больше к Конану, но и не выскальзывая из-под обнимающей ее руки, принцесса встала и направилась к выходу. Караванный двор еще больше наполнился народом, несмотря на усилившуюся к полудню жару. Гуляющие люди с удовольствием глазели на танцоров и акробатов, жонглеров и музыкантов.
— Скажи, — спросил Конан, — нарцинт уже подействовал? Ты можешь что-нибудь сказать о будущем этих людей?
— Нет, сегодня все как-то по-другому. Вместо людей и предметов — какие-то неясные тени. Мне даже кажется, что я одна в безлюдной пустыне.
— А я? Я, случайно, не в каком-нибудь мало приличном наряде? — спросил Конан.
Африандра рассеянно покачала головой.
— Жаль, — вздохнул киммериец, понимая, что сейчас ему вряд ли удастся развеселить принцессу своими шутками.
Африандра привела Конана к цепочке храмовых воинов, охранявших королевский павильон. Здесь она попрощалась с киммерийцем, не желая зря нервировать родителей. Она проскользнула между охранниками, а Конан отправился по своим делам.
Найдя в толпе своего сановного работодателя, Конан подошел к нему:
— Как насчет обещанной платы, Куманос? Дела идут так, что мне нужно получить мою долю как можно скорее.
Жрец молча смотрел на киммерийца. Тогда Конан сделал еще одну попытку:
— Ты сказал, что заплатишь, когда идол окажется в Оджаре. Время пришло. Где мои камни?
— Время платить еще не пришло, — ответил Куманос, спокойно выдерживая разъяренный взгляд Конана. — Разве ты не знал, что священный идол Вотанты должен быть собран из трех равных частей, лишь одна из которых доставлена в Оджару? Работа еще не закончена.
— Что? Ты говоришь, что я должен вернуться туда, где мы встретились, и еще дважды проделать этот путь? — Конан зажал в кулаке отворот плаща жреца. — Знаешь, приятель, это просто грабеж.
— Оставшиеся части идола уже в пути, — невозмутимым голосом ответил Куманос, перебирая пальцами талисман на груди. — Они должны прибыть сюда со дня на день. Но лучше будет, если мы выедем им навстречу и поможем добраться сюда. А то вдруг они потеряются и не найдут дорогу в город? Тогда условия сделки так и останутся невыполненными.
— Подлец! Лживый мерзавец! Значит, там, в пустыне, страдают еще вдвое больше людей, а ты молчишь! Скажи командиру оджарской стражи. Его солдаты будут счастливы сделать эту работу и помочь твоим людям.
Куманос покачал головой:
— Мы можем принимать лишь очень ограниченную помощь. Я должен лично возглавить поиски. А ты мне нужен как разведчик и проводник.
— Жулик, вот ты кто! Может, твои камешки гроша ломаного не стоят.
— Две пригоршни, — перебил его Куманос. — Закончим работу — получишь столько камней, сколько сможешь унести в двух пригоршнях, опущенных в ящик поочередно.
— Три части идола — три горсти, — заявил Конан. — Я согласен доделать работу, но не меньше чем за три горсти твоих камней.
— Договорились. Ты получишь плату, когда идол будет собран, не раньше.
Конан что-то хмыкнул в ответ, но протянул руку, чтобы скрепить сделку. Его неприятно поразила рука Куманоса. Его аж передернуло от этого сухого, холодного, совсем не человеческого прикосновения.
— Мы выходим завтра на рассвете, — сказал Верховный жрец. — Поищем к югу от города. Приготовь свои вещи и верблюда.
Конан, не говоря ни слова, повернулся к нему спиной.
Африандры нигде не было видно. Семиархос и Регула о чем-то беседовали, сидя под навесом, по принцесса как сквозь землю провалилась. Не решившись обратиться к монархам, киммериец отловим какую-то важную шишку при дворце — маленького старикашку, Высокочтимого лорда, Хранителя чего-то там, точнее Конан не помнил.
— Вы не скажете, почтенный, где принцесса Африандра? У меня для нее новости… Ее что, где-нибудь заперли?
— Ты разве не видел? — старик взглянул на чужеземца с недоверием и негодованием. — Oна упала в обморок и была отвезена во дворец. — Увидев в Конане благодарного слушателя, он продолжал: — Она вышла в караванный двор, чтобы взглянуть на прибывших шартоумцев и саркадийцев. Неожиданно она вскрикнула и рухнула на землю. Может быть, перегрелась на солнце, а может, просто девичьи штучки. Она и так стала какая-то странная с тех пор, как ее суженый отрубил себе голову. Но кто бы мог подумать… Упасть при людях…