Теперь легкие Конана всасывали затхлое зловоние, источаемое телами рептилий. Его нога соскользнула с гладкой поверхности полузарытого в перемешанный с отбросами песок яйца ящеров. Размерами такое яйцо превосходило даже яйца страусов из Куша. Вокруг в изобилии были разбросаны какие-то белые обломки — непереваренные кости людей. Справа валялся череп, чуть дальше лежала челюсть, рядом с ней — раздробленные кости таза.
Когда Конан влетел в эту огромную пещеру, преследуемый по пятам тремя драконами, шесть ящеров, застывших в напряженном ожидании в центре комнаты, опустили головы и уставились на человека огромными, как крупные изумруды, зелеными глазами. Когда в неповоротливые мозги рептилий наконец проникла мысль, что в пещере появилось еще мясо, они повернулись и неспешно затрусили к киммерийцу; и при каждом размашистом шаге было слышно, как их когти глухо стучат по полу, а огромные, покачивающиеся при ходьбе из стороны в сторону хвосты с шумом рассекают воздух. Неожиданно справа от Конана показалось разверстое отверстие еще одного туннеля. Он рванулся туда, но когда уже почти достиг цели, зеленый отсвет двух пар глаз в глубине прохода и шуршание чешуи остановили его. Конан понял, что еще два дракона, привлеченных шумом, направлялись к главной пещере, чтобы выяснить, в чем дело. И вряд ли удалось бы ему проскользнуть между ящерами в таком узком туннеле.
Тогда он бросился к бронзовым дверям. Но на воротах не было ни щеколды, ни рукояти — ничего, за что можно было бы ухватиться, и они не поддавались его отчаянным толчкам. Теперь ящеры толпой устремились к нему. Конан обнаружил, что находится в центре полукруга, образованного животными. Пот обильно струился по его лбу и застилал глаза.
Эти твари были похуже крыс. Те, по крайней мере, были теплокровными животными, дальними родственниками человека, как утверждали некоторые философы. Но эти огромные, медлительные древние рептилии стояли на противоположной по отношению к человеку ветви эволюции. Это были скользкие монстры, возникшие из первородной грязи, монстры, сохранившиеся со времен юности мира. Тогда землю сотрясала поступь еще более могучих существ, появившихся на свет за миллионы лет до того, как первый человек научился стоять на ногах и начал бороться за господствующее положение в мире природных стихий.
Они приближались, словно ожившие отвратительные кошмары из полных ужаса адских глубин.
XVII. ДЕНЬ КРОВИ И ОГНЯ
В слепящем блеске полуденного солнца молчаливая вереница людей медленно продвигалась к могучей пирамиде из черных и красных глыб. От огнедышащего зноя по лицу и спине Сигурда обильно струился пот.
Никогда ему в голову не приходила мысль, что его жизнь может оборваться среди подобного варварском величия. Он представлял свою гибель другой — на горящей палубе корабля, скользкой от крови, или во время налета на прибрежный город на булыжнике одного из безымянных переулков морского порта, когда сумеречное небо залито красным заревом горящих храмов. Это могло бы произойти в каком-нибудь безнадежном поединке с нахальным и ловким морским разбойником на кровавых улицах ревущего Тортажа. Холодный поцелуй мерцающего лезвия, стальной клинок, пронзающий его грудь, и оскалившееся в усмешке смуглое бородатое лицо, проплывшее в красной пелене, которая уже застилает глаза, — он не раз видел такую смерть со стороны; она была ему понятна и знакома.
Сигурд окинул взглядом раскаленную на солнце площадь. Со всех четырех сторон пирамиду окружали прямые ряды каменных скамеек. На них, одетые в нарядные платья, расшитые золотом и украшенные драгоценными камнями и перьями, расположились тысячи состоятельных жителей из высших сословий Антильского государства. Простые жители Птаукана, на которых были в основном набедренные повязки, толпились на площади, между скамей и у основания зиккурата. Антильцы стояли или сидели в напряженном молчании, поглощенные мрачным спектаклем, который разыгрывался на вершине пирамиды.