Заснул, что ли? Бросай! Юноша, к которому были обращены эти слова, сверкнув ярко-синими глазами, недобро посмотрел на нетерпеливого противника и разжал огромный кулак. Игральные кости с гулким стуком мягко упали на стол, покрытый тканью с нанесенным на ней игровым полем. Оно представляло собой круг, разделенный на три части, зеленую, синюю и желтую, с маленьким красным кольцом в середине. Главный выигрыш получал тот, кто кидал кости в центр кольца, но таких счастливчиков среди игроков почти никогда не попадалось. Неплохим результатом считалось также, если все три костяных кубика падали четко в одну из частей круга, особенно когда это был цвет, который игрок заказывал заранее. Но горе тому, чьи кубики ложились в разные цвета! Это означало не просто проигрыш, а крах, полный провал, ибо тот, кому не повезло, был вынужден уплатить двойную ставку, да еще и пропустить ход.
Пожелтевшие от времени игральные кости запрыгали по столу, и несколько пар глаз впились в них, а несколько луженых глоток мгновенно заткнулись: за обвинением в том, что кто-то подул на кости, тут же следовало наказание — увесистая оплеуха, которая могла лишить последних зубов. Два кубика столкнулись и, словно поссорившись, разбежались в разные стороны, а затем аккуратно легли — один на зеленый, второй на синий.
Скрипя зубами, молодой черноволосый варвар напряженно следил за третьей костью — своей последней надеждой. Она, будто услышав его немые молитвы, задержалась на мгновение в синем сегменте, постояла там на ребре, а затем, словно передумав, медленно упала, на две трети своей грани очутившись в желтой части круга.
Юноша и его противник, как по команде, вскочили со своих мест.
— Желтый! Синий! — прозвучало одновременно, и оба игрока вцепились в куртки друг друга, готовые вот-вот начать драку.
— Конан! Треро! — остановил их высокий седой старик, наблюдавший за игрой. — Вы оба не правы. Не синий и не желтый. Такое уже случалось, и мы договорились, что это будет означать проигрыш, но ставка не удваивается. Ход тоже пропускать не надо. Успокойтесь оба и продолжайте игру.
Спорить со стариком никто не стал, ибо в Клоаке, городе воров, бродяг, нищих, убийц и шлюх, расположенном в подземельях зингарской столицы Кордавы, с уважением относились к тем, кто доказал свое право на это. А старик, в прошлом блистательный мошенник, о котором в Зингаре слагали легенды, свое право на уважение давно и неоднократно доказал.
Игра продолжилась, но длилась недолго. Видимо, боги отвернулись в тот день от Конана, ибо вскоре он продул все до последнего медяка.
— Я не прощаюсь с тобой, Треро, — злобно буркнул он, поднимаясь из-за стола. — Я не привык ходить с пустыми карманами и скоро вернусь, чтобы отыграться. Тогда удача будет на моей стороне.
— Можешь не торопиться, — едва слышно пробормотал Треро, сгребая выигрыш и распихивая его по карманам.
Молодой варвар слегка покривил душой, сказав, что его карманы редко бывают пустыми, но прирожденная гордость ни за что не позволила бы ему признаться, что он не богаче босяка. Конан покинул свою родную Киммерию совсем недавно — около трех лет назад — и уже успел побыть и рабом-гладиатором, и вором. Рожденный свободным, юноша недолго терпел неволю и, когда бежал, домой решил не возвращаться.
Испытав немало приключений, сыпавшихся на него, как снег на далекий Нордхейм (будто боги забавлялись, наблюдая, сумеет ли он в очередной раз вывернуться), он добрался до воровской столицы — заморанского города Шадизара.
Здесь он, как и желал больше всего на свете, обучился искусству чистить карманы и тайники, причем так быстро и ловко, что вскоре превзошел своих учителей и обрел славу самого удачливого вора.
Слава-то и сыграла с ним злую шутку. Не будь юный киммериец столь заметен, не имей он столь скандально известного имени, может, и удалось бы ему затаиться, переждать, не покидая Пустыньки, когда за ним перестанут охотиться. Но огромный рост, мощная бугристая мускулатура, вечно нечесанная грива черных густых и длинных волос, ярко-синие глаза, громовой голос и привычка мгновенно ввязываться в драку по любому поводу…
Может ли человек, обладающий такими приметами, остаться незамеченным?
Пришлось Конану бежать, прихватив с собой, правда, и добычу, из-за которой он был вынужден покинуть столь полюбившийся ему развеселый Шадизар.
Теперь он в совершенстве владел двумя ремеслами и мог добывать себе хлеб либо мечом, либо ловким воровством. Прослышав, что правитель Зингары неплохо платит наемникам, юный варвар решил податься на юг, в Кордаву.
О, Митра великий! Кто же в юности не строил планов и кто же не изменял их на противоположные?
Добравшись до зингарской столицы, Конан почему-то не стал спешить наниматься на службу. Его гораздо больше привлекла Клоака, так похожая на Шадизарскую Пустыньку, словно два этих обиталища воров, шлюх и нищих вовсе и не разделяло полмира. Правда, Пустынька была просто частью Шадизара, его окраинным районом, а Клоака возникла под Кордавой — там, где когда-то жили богатые люди, жили до тех пор, пока время и море не уничтожили роскошные кварталы. Новый город вырос над ними, а подземелье обрело своих обитателей.
Конечно, ни один добропорядочный гражданин ни за что и носа бы не показал в Клоаке, но тот, кто любил хорошую выпивку, доступных и веселых девиц, азартные игры, да еще и умел постоять за себя, находил это местечко весьма и весьма привлекательным.
Понравилось тут и Конану. Одна лишь неприятность случилась с ним — деньги, которые он так лихо унес из Шадизара, кончились слишком быстро, а то, что осталось, в одночасье перекочевало в карманы Треро, мерзавца, которому просто улыбнулась удача.
«И что теперь делать? — лихорадочно думал молодой варвар. — Пойти наниматься в зингарскую армию? Ага! А этот Сетов выкормыш, шакал недоделанный, пока я парюсь в казарме, будет пропивать мои денежки? Как бы не так! Сначала надо отыграться, а уж потом посмотрим. Да и велики ли деньги наемника? Вор может получить за день больше, чем солдат за год. Нет уж, я еще погуляю…»
Легко сказать — отыграться, гораздо труднее сделать. Для этого надо еще сначала найти ротозея, да еще и с кошельком потолще. Конану ничего больше не оставалось, как покинуть Клоаку и подняться на поверхность, в город. Ни один уважающий себя вор не будет красть у своих, а обитатели подземного квартала — почти родня друг другу.
Киммериец быстро прошел по нескольким кривым и темным улочкам, безлюдным и тихим, как всегда это бывает тут по утрам, ибо жизнь в Клоаке начинает кипеть ближе к ночи, когда ее обитатели возвращаются домой с добычей и могут себе позволить расслабиться, выпить, набить утробу, развлечься.
Выйдя наверх, Конан на мгновение зажмурился от яркого солнца, ударившего по глазам: день начинался жаркий, ни одно облачко не омрачало бескрайней синевы, раскинувшейся над головой.
Стоило ему открыть глаза, как варвар увидел веснушчатого мальчишку-подростка с ослепительно рыжими, почти красными взъерошенными волосами, которых никогда не касался гребень.
— Что встал, как столб? — окрысился маленький наглец и вызывающе посмотрел на Конана удивительно неприятными глазами, которые напоминали созревшие нарывы. Они были желто-зелеными с красными прожилками и крошечными темно-коричневыми зрачками.
— Что? — слегка опешил киммериец. — Это ты мне? — Он поднял мальчишку за шиворот и, легко, словно пушинку, оторвав от земли, поднес к глазам. — Повтори…
— И повторю, — продолжал хорохориться рыжий. — Если тебе, дураку, не нужны деньги, ты и есть столб деревянный.
— Деньги? — оживился Конан. — Это ты, что ли, мне деньги предлагаешь? — Он тряхнул рыжего, поставил его на землю и расхохотался.
— Совсем глупый, — притворно вздохнул паренек. — Откуда у меня деньги? А вот зингарский правитель обещает кругленькую сумму тому, кто разыщет дочь его советника. — Впрочем, — пожал он узенькими плечиками, — если тебя это не интересует…
— Погоди! — Варвар снова схватил мальчишку за ворот. — Еще как интересует.
— Тогда чего ты стоишь? — удивился маленький нахал. — Пошли скорее на площадь, там с раннего утра читают королевский указ.