Альквина медлила. Дома они мылись в маленьком помещении, где были раскаленные камни, ведра холодной воды и жесткие щетки. Все свободные женщины всегда мылись вместе, поэтому нагота Сариссы Альквину не смущала. Но странно было то, что ей предлагали целиком окунуться в воду.
Сарисса расстегнула последнюю застежку своей сбруи. Теперь она горделиво стояла без единой нитки на теле. Она так явно гордилась своими пышными формами, что Альквине захотелось показать, что и она сложена не хуже. Но вдруг на нее напал необъяснимый страх. Она посмела только робко протянуть вперед дрожащую руку. Сарисса с жестокой усмешкой схватила ее, как хищник добычу, и повела Альквину вниз по ступеням к бассейну. Едва теплая вода коснулась ног Альквины, разом перестали болеть все ссадины и раны, оставшиеся после борьбы с корнями дерева-убийцы. Приятное ощущение тепла вытеснило все мысли. Никогда еще Альквина не чувствовала себя так хорошо. Она сидела на каменной скамье, по шею погрузившись в теплую воду.
Потом Сарисса хлопнула в ладоши. Умиротворенное состояние Альквины не было нарушено даже тем, что в купальню вдруг вошли мужчины и женщины, одежда которых состояла лишь из шелковых набедренных повязок. Они несли золотые и серебряные подносы. Один из мужчин подал Альквине бокал с красным вином. Когда он поклонился, она заметила, что шея его охвачена широким железным кольцом — такие ошейники на севере надевали рабам.
— Это слуги? — сонным голосом спросила Альквина.
— Рабы. Наши игрушки. Служат для обеспечения удобства и для развлечений.
Альквина увидела, что спина одной прелестной девушки исполосована красными рубцами — следами плетей. Она показала на них:
— Они часто позволяют себе дерзости?
Сарисса пожала плечами:
— Наверное. Но может быть, просто кто-то захотел развлечься бичеванием. — Она отпила глоток вина. — Может быть, даже я сама. Не помню.
В другое время подобное признание привело бы Альквину в ужас, но сейчас, как ни странно, она даже не очень удивилась. Она подняла над водой ногу. Кожа снова стала нежной, раны почти полностью исчезли. Она не замечала, что все поглядывают на нее с улыбкой. Потом она принялась за лакомства, которые принесли рабы. Весь мир виделся ей в розовом свете. Никогда в жизни она не испытывала такого блаженства.
Обе женщины вышли из бассейна. Рабыни вытерли их мягкими пушистыми простынями. Подобная роскошь Альквине даже не снилась. Вот так и только так должна жить настоящая королева! Да как же она раньше обходилась без всех этих вещей? Не одеваясь, они перешли из купальни в спальные покои Сариссы. Кровать здесь была больше, чем вся спальня, в которой дома спала Альквина и две ее служанки.
— Теперь мы оденем тебя подобающим образом, — объяснила Сарисса и обрушила на головы рабынь целый поток приказаний на своем языке. Рабыни принялись открывать сундуки и комоды, приносить драгоценные камни, шелковые шали, румяна и помаду.
Под наблюдением Сариссы они одели Альквину, нарумянили ее лицо, покрыли ярким лаком ногти, подкрасили красным губы. Ее шею увешали цепочками, на руках и ногах заблестели браслеты. Вокруг пояса замкнули золотую цепь с драгоценными камнями. Все вещи были очень искусной работы, дорогостоящие и ничуть не похожие на тяжелые и грубые северные украшения.
— Ну вот, полюбуйся, моя дорогая. — Сарисса, сама так и не одевшись, подвела ее к высокому зеркалу.
Альквина изумилась, увидев, как преобразилась ее внешность.
Драгоценности и краски поразительно оттенили ее красоту. Но чего-то не хватало. Словно во сне, она поняла, что осталась голой — ничего, кроме цепочек, бус и крупного рубина в пупке, на ней не было. Украшения, казалось, были нарочно подобраны так, чтобы выигрышно подчеркнуть все округлости ее тела. Впечатление наготы было более сильным, чем если бы она просто осталась голой. Каждая пядь ее тела словно бросала бесстыдный вызов.
— А платье мне дадут? — испуганно спросила Альквина.
— Незачем. Не хватает лишь одного… — Сарисса взяла из рук раба какую-то вещь и надела ее на шею Альквины. Королева воспринимала все происходящее настолько замедленно, что прошло немало времени, прежде чем она, с широко раскрытыми от ужаса глазами, наконец поняла, что это — железный ошейник.
— Моя новая игрушка, — засмеялась Сарисса.
Глава седьмая
АДСКИЙ СКОРПИОН
— Как можешь ты в этой проклятой стране быть уверенным, что мы идем в правильном направлении? — спросил Конан. Уже три дня они со старым волшебником странствовали в мире призраков. Киммериец был окончательно сбит с толку постоянно меняющимся характером местности с ее расплывчатыми чертами.
— Первый урок мира призраков: никогда не доверяйся своим органам чувств, — ответил Рерин. — Голоса деревьев и зверей говорят мне о том, где мы находимся и куда должны идти.
— Этим-то деревьям я не поверил бы, даже если б они сказали мне, что меня зовут Конан. Впрочем, я не понимаю их языка. — Конан со злостью обрубил мечом торчащую на пути ветку. — Деревьям, которые пожирают людей, нельзя доверять!
Рерин засмеялся, что с ним бывало редко:
— Разве это так уж необычайно, если деревья пожирают людей? Ведь в этом мире, откуда мы пришли, люди питаются растениями. Так почему бы этим зеленым созданиям не поступать так же?
— Это против природы, — заявил Конан. — Я допускаю существование зверей, которые питаются людьми. Каннибалы мне тоже встречались. Но растения должны стоять на месте, корнями в земле, а не гоняться, как охотники, за своей жертвой.
Они не спали уже несколько ночей, чтобы избежать встреч с опасной растительностью этой страны изменчивых форм.
— Здешние звери намного хуже, — предупредил Рерин. — Удивительно, что до сих пор мы их почти не встречали.
У Конана подвело живот от голода.
— Лучше бы уж встретили. Ни лука, ни копья у меня нет, но я уже так проголодался, что и мечом уложу оленя.
Погода, по сравнению с севером, стояла теплая, и Конан снял с себя все, кроме куртки из волчьей шкуры и коротких штанов; вещи он завернул в плащ и нес за спиной. На поясе у него висели меч и кинжал.
Они шли на закат солнца — какой бы стороне света он в этом мире ни соответствовал. Вскоре впереди открылось глубокое ущелье. Река на его дне текла в гору. Такое они уже не раз видали. Однажды они вышли на берег реки, вода в которой бежала у одного берега вверх, а у другого — вниз по склону горы. Конану привелось путешествовать во множестве удивительных стран, но ни одна из них не была столь необычайна, как эта.
— Тихо! — шепнул Рерин.
Конан прислушался. Какой-то шорох, как будто кто-то ползет. Зоркие глаза Конана различили какое-то движение над склоном холма, с которого они только что спустились. Там словно бы показалась чья-то чешуйчатая спина — громадный зверь шел по ту сторону холма. Длиной он был никак не меньше половины мили.
— Кром! Что это было? — спросил Конан, когда спина чудовища скрылась из виду. — По-моему, прародитель всех ползучих гадов.
Рерин покачал головой:
— Я не могу сказать точно, но мне кажется, это не здешнее животное. Даже представить себе не решаюсь, кто или что могло призвать его сюда.
— Значит, наше счастье, что мы спустились в ущелье. Если б мы шли медленнее, он нас заметил бы. Если у него есть глаза. А вдруг еще много таких тварей? Тогда, пожалуй, дела наши не блестящи.
— Пожалуй! Нам грозит смертельная опасность! С той самой минуты, как мы покинули мир людей.
Из кустов вдруг с шумом вылез новый зверь. Он был похож на свинью — длинное рыло, короткие ноги с копытами. Подслеповато прищурившись, он смотрел на людей и раздувал ноздри, втягивая незнакомый запах. Конан, не теряя времени, поднял с земли камень и метко швырнул его в зверя. Получив удар между глаз, тот мертвым упал на землю. Конан ухмыльнулся:
— Вот и наш ужин! — Он вытащил свой кинжал и подошел к зверю.
— Простым камнем ты владеешь не хуже, чем мечом, — заметил Рерин.
Конан разделывал тушу свиньи.
— Киммерийским парням самим приходится заботиться о своем пропитании чуть не с того времени, когда они научатся ходить. А я много ночей скоротал в горах, сторожа стада нашего клана. В те голодные ночи ни заяц, ни олень не ускользали от меня, если оказывались в пределах броска камнем. С пращой получается лучше, но в крайнем случае и без нее можно обойтись.