— Воины Поуджой! Это сегодняшнее дело не принесет вреда никому из племени. Мы лишь хотим прекратить грязную игру, которую затеял с нами граф Сизамбри. Мы сделаем только то, что нужно для этого, но не больше. Идите по домам, охраняйте их, и позвольте нам восстановить честное имя племени.
Линия нападающих замедлила движение. Тайрин прокричал что-то еще о коварстве и порочности графа Сизамбри и о бесчестии племени, взявшего его золото. Он ни разу не обмолвился ни о Марре-Флейтисте, ни о Звездных Братьях, ни о чем, что, казалось, само просилось на язык.
Теперь строй нападающих совсем нарушился. Некоторые совсем остановились. Другие шли вперед шагом, не быстрее чем на прогулке. Несколько человек затеяли между собой спор.
Лук Конана тоже был готов к стрельбе. Если бы уговоры Тайрина не подействовали на его соплеменников, то вдвоем с Конаном они всадили бы стрелы в их ряды раньше, чем те успели бы повернуться.
Вдруг из рядов воинов послышались крики ярости. Оказывается, двое из них не на шутку сцепились друг с другом. Сверкнула сталь, и наконечник копья вошел в живот одного из соперников. Срывающийся на визг стон разорвал ночь.
Тайрин что-то пробормотал себе под нос, а потом хлопнул Конана и Райну по плечу и сказал:
— Прощайте, удачи вам, если больше не свидимся.
— Приводи всех, кого соберешь, к мертвому человеку-медведю у огромного дуба, это ближе к Проклятой Земле, понял. Найдешь. Мы приведем их к Элоикасу.
— Сначала я выведу их из бесчестья, в которое ввергли их Звездные Братья, и, лишь получив прощение Ее Высочества, мы сможем молить короля взять нас на службу.
И он побежал к своим дерущимся между собой соплеменникам настолько быстро, что Конан не успел даже подумать о каком-либо еще совете, не говоря уже о том, чтобы высказать его.
Пока они карабкались по стене дамбы. Райна пару раз помянула Тайрина недобрым словом. Конан лез молча, ничего не отвечая. Он лучше Райны понимал чувства Тайрина, ощущавшего свои обязанности по отношению к своим соплеменникам, пусть и сбившимся на темную тропу зла, обманутым неверным светом колдовства.
Не успели они добраться до гребня дамбы, как по долине прокатился раскат колдовского грома. Показалось, что сам мир дал трещину и начал рассыпаться. Райна заткнула уши, да и Конан ощутил, словно две раскаленные стальные иглы впились в его барабанные перепонки.
Им удалось-таки взобраться на вершину дамбы прежде, чем гром снова прокатился по склонам долины. На этот раз ему ответило не только эхо. Из глубины озера послышалось долгое тихое шипение.
Шипение, переходя в свист, преследовало Конана и Райну, бежавших по гребню дамбы. Ее длина составляла примерно три сотни шагов, и их товарищи преодолели пока что не больше половины.
Когда они нагнали своих, свист и шипение превратились в гул и бульканье, а затем и в рев. Озеро, казалось, загорелось, выбрасывая искры и языки пламени рубинового, сапфирового, изумрудного и других необыкновенных цветов. Его поверхность волновалась и покрылась пузырями, а затем зашипела, как огромный котел.
Марр, как видел Конан, все это время играл на своих флейтах. Но поди услышь слабую мелодию в этом адском реве чудовища. Однако, хотя музыка и не была слышна, она, похоже, пока что выполняла то, что обещал Марр. Судя по бурлившему, как кипящий котел, озеру, чудовище проснулось, было голодно и раздражено.
Но нигде рядом с карабкающимися по дамбе человеческими фигурами не поднимались из воды страшные щупальца. Они легко достигали гребня дамбы и могли в мгновение ока уничтожить всю компанию, даже просто стащив людей в бурлящую воду.
Но почему-то этого не происходило. Конан даже почувствовал в первый раз в своей жизни некоторое облегчение при виде работы колдуна и ее результатов. Но он вовсе не собирался поддаваться этому чувству. У Конана не было сомнений, что в конце концов Марр начнет действовать против них — по своей ли воле или по таинственному закону колдовства, побеждающего самого колдуна. А кроме того, Конан чувствовал бы себя куда более легко, если бы оказался просто подальше от чудовища, вместо того чтобы вблизи быть свидетелем его борьбы с колдовскими мелодиями флейты.
Еще пятьдесят шагов по направлению к концу дамбы. Вдруг Вилла, только сейчас заметившая приближающихся Конана и Райну, крикнула:
— А где отец?
— Он решил вернуться, чтобы помочь своим товарищам решиться на отказ от службы у графа Сизамбри.
Вилла вцепилась зубами себе в руку, чтобы сдержать плач, а второй рукой, сложенной в кулак, ударила Конана в грудь. Айбас обнял ее за плечи.
— Он сам выбрал для себя то, что для него важнее, — сказал он. — Нам нужно исполнить наш долг. В конце концов, и он и мы делаем одно общее дело.
Приблизившись к флейтисту, они увидели, что тот вот-вот упадет от утомления. Ойжик выглядел ничуть не живее, чем труп, решивший прогуляться. Принцесса держалась просто великолепно. Она, да и ее все еще спящий ребенок. Конан даже положил руку на грудь малыша, чтобы убедиться, что тот дышит.
Вдруг дамба под ними вздрогнула. Конан почувствовал, как зашевелились огромные камни под ногами, хотя внешне ничего не изменилось. Но Конану уже доводилось переживать землетрясения, и чувство дрожи под ногами было ему знакомо.
— Бежим! — прокричал он достаточно громко, чтобы быть услышанным даже сквозь рев чудовища. — Надо сматываться, дамба может рассыпаться!
Повторять предупреждение не потребовалось. Вновь вздрогнувшие под ногами камни словно приставили к каждому по паре крыльев. Даже Ойжик добрался до конца дамбы, почти перейдя на странный, спотыкающийся бег; а принцесса не смогла бы бежать быстрее, даже догоняя ускользающий слиток золота.
Тропа к вершине склона, открывшаяся перед их взором, была и вправду не тяжела для восхождения. Даже ребенок лет шести смог бы взобраться по ней.
Значит, она не стала бы препятствием и для любого из воинов Поуджой, не сумей Тайрин убедить их оставить в покое его друзей. Конан стал прикидывать, где они с Райной могли бы занять позицию, чтобы вдвоем сдержать натиск много большего числа противников. Имея луки, они могли бы продержаться, остановившись вне досягаемости щупалец чудовища… по крайней мере до тех пор, пока не опустеют их колчаны или же пока Звездные Братья своими заклинаниями не освободят чудовище от колдовства флейт и не отправят его прогуляться вверх по склону, как это происходило в дни жертвоприношений.
Дамба вздрогнула в третий раз. Конан не только почувствовал толчок, но и увидел, как посыпались со стен дамбы, поднимая облака пыли, камни величиной с человека.
— Что ты встал как вкопанный, Конан? — окликнули его. — Решил порыбачить, а потом поджарить нам на дорогу по кусочку этой мерзости?
Райна чуть не кричала ему в ухо. Он подсадил ее на уступ, затем и сам вскарабкался на него. Камень, на котором они только что стояли, закачался и полетел вниз, увлекая за собой другие.
В несколько прыжков Конан и Райна догнали остальных на середине подъема. Там они перевели дух и осмотрелись.
Никто уже не смог бы преследовать их тем же путем, даже если бы чудовище издохло сию же минуту. В дамбе зиял, шире, чем королевская дорога, огромный разлом, сквозь который вода потоком неслась вниз. Туман над озером стал еще гуще, почти скрыв его от глаз.
Огни в толще воды окрашивали туман во все цвета радуги. Похоже, чудовище чуть поутихло, хотя его щупальца все так же равномерно продолжали появляться над облаком тумана.
Конан окликнул Марра. Он не ждал от флейтиста ответа и не собирался консультироваться с ним о тонкостях его борьбы с чудовищем. Ему просто захотелось узнать, слышит ли флейтист еще хоть что-нибудь, кроме своей музыки. Но лишь Конан успел открыть рот, чтобы еще раз произнести имя Марра, тот вдруг покачнулся, словно от тяжелого удара в голову. Еще один невидимый удар, и только сильная рука Конана спасла потерявшего равновесие колдуна от неминуемого падения вниз по склону, к дамбе и к озеру.
Судя по стонам вокруг него, Конан понял, что удар пришелся не только по Марру. Однако не всем так повезло, как ему: Конан не мог удержать всю компанию.