Сам Конан плохо понимал, какую выгоду может извлечь из данных обстоятельств. В Черных Королевствах не было ничего такого, что по-настоящему было ему нужно. Сейчас он беспокоился только об одном: не наживать врагов больше, чем сможет одолеть. А во всем прочем приходилось надеяться только на крепость рук, на дружескую поддержку да еще на то, чтобы милости Крома его не оставили. Впрочем, каких от свирепого Крома можно ожидать «милостей»!
Черные Королевства рождают могучих воинов, этого не отнимешь, Киммерия же — еще более могучих.
Они вышли на берега Афуи в сумерках. Зари не было видно — моросил дождь. Туман поднимался от земли и, клубясь, уходил вверх. Сквозь туман смутными пятнами светились яркие цветки орхидеи. В воздухе звенели насекомые.
Конан шел в авангарде, вместе с «Руками». Вот уже два дня он не виделся со своими женщинами. При последней встрече он не заметил на их телах следов новых побоев. Видимо, в обозе с ними обращались хорошо. Возможно, они и отощали немного, таская бурдюки с водой и мешки со съестными припасами, но все же царапины их зажили, а глаза все чаще и чаще задумчиво и оценивающе останавливались на могучем киммерийце.
Отряд раскололся и следовал к берегу Афуи по трем тропам, идущим почти параллельно. Конан не одобрил этого решения. По его мнению, в случае опасности каждый отряд теперь мог рассчитывать только на собственные силы. С другой стороны, это имело и положительные стороны. Отряд не растягивался; все три его части должны были выйти к берегу почти одновременно. Время и боги рассудят, было ли оправдано это довольно рискованное решение.
Сегодня утром Идоссо, похоже, пребывал на редкость в хорошем настроении. Он даже пытался распевать песни до тех пор, пока Кубванде вежливо не попросил его замолчать.
Младший вождь подал свою просьбу так, что незачем привлекать внимание диких животных. Однако Конан сомневался, что то была единственная причина. Сам киммериец не отличался особенным музыкальным слухом, но, даже по его мнению, пение Идоссо вряд ли было музыкальнее рева быка, которого ведут на случку.
Последние несколько сотен шагов дорога все больше и больше шла под уклон. Тропы, петляя, вели вниз, к берегу. В конце концов Конан вывел своих воинов на открытое пространство, где когда-то находилась довольно большая деревня. Но очередная межплеменная распря покончила с существованием этого цветущего поселения задолго до того, как открылись Ворота Зла. Теперь же джунгли почти полностью поглотили следы человеческого пребывания.
Здесь было немало мест, где можно было найти превосходное укрытие, но почему-то никто не захотел этим воспользоваться. Почти все стояли на берегу широкой реки. Рябь на поверхности давала понять, что здесь водится всевозможная живность: крокодилы, бегемоты, хищные рыбы, скрывающиеся в илистых глубинах.
На той стороне реки был виден круг свободной от растительности голой земли. Впечатление было такое, что здесь наступила нога животного, несоизмеримо более гигантского, нежели слон. Этот неведомый монстр, ступив здесь, сокрушил деревья, кусты, цветы, лианы. Даже сюда долетал неприятный запах, источаемый кругом.
Подойдя почти к самой воде, Конан убедился, что круг не был впечатан в землю. Пострадала только растительность и находящиеся поблизости деревья. Сучья и кора на этих деревьях были оборваны; срезы на коре в точности очерчивали границы круга. В одном месте граница прошла через гигантский гриб, омерзительно бледный. Половина гриба еще стояла, половина же была раздавлена и сейчас уже почернела, гнила и кишела насекомыми.
Когда Конан заметил, что два остальных отряда тоже вышли к реке, он начал исследовать берег в поисках переправы. У киммерийца не было никакого желания пересекать реку вплавь, равно как и исследовать загадочное место, не имея пути к быстрому отступлению, случись что непредвиденное. Возможно, этот круг и не был Воротами Зла. Но в любом случае Конан чувствовал: что-то здесь было нечисто.
— Хо! — крикнул он, сложив руки рупором. — Дровосеки, вперед!
Железо бамульских топоров было, по мнению Конана, довольно-таки посредственным, однако дровосеков среди бамула было много. Почти все мужчины этого народа сызмальства приучались работать с деревом, так что у воинов не заняло бы много времени повалить несколько деревьев и, связав их лианами, навести временный мост через поток.
Проклятье! Где же дровосеки? Конан снова сложил руки рупором, намереваясь вторично крикнуть, но внезапно застыл и почувствовал, как сжимаются его кулаки.
Дровосеки приближались. Топоры были за спинами у двух женщин. Одна из них шла, шатаясь, у другой почти заплыл подбитый глаз.
— Кром!
Повернувшись, Конан обвел глазами весь берег. Он продолжал сжимать кулаки, однако усилием воли запретил себе хвататься за двуручный меч. Слишком много копьеносцев стояло вокруг, готовых в любой момент пронзить его копьями до того, как он успеет дотянуться до меча.
Идоссо встретил горящий холодной яростью взгляд северянина надменным взором и выпятил челюсть. Видно было, что Идоссо тоже лишь усилием воли удерживается от того, чтобы схватиться за оружие. Однако каждое его движение, каждый напряженный мускул, каждое перо, встопорщившееся в головном уборе, — все, казалось, бросало Конану вызов.
Киммериец понимал, что Идоссо (не подталкивал ли его к этому Кубванде?) бросил ему, Конану, прямой вызов. Более того, вызов брошен так, что избежать столкновения невозможно. Сразиться с Идоссо и убить его? В этом случае воинам не останется ничего иного, как избирать себе нового вождя, да еще перед самой битвой. (Что же, как не битва, этот штурм Ворот Зла?) Отказаться от сражения? Это поднимет Идоссо на недосягаемую высоту. Еще бы! Даже могучий Амра уклонился от его вызова! А скольким еще женщинам в таком случае будут уготованы побои?
Конан понимал, что Идоссо из тех людей, которых нужно держать в крепкой узде.
На борту «Тигрицы» Конан с подобными слухами особо не церемонился. Тяжелые кулаки варвара вбивали в головы строптивцев трудную науку послушания. И те из оболтусов, кто выжил, сделались отличными матросами.
Надо было принять вызов Идоссо еще тогда, в первый раз, и уложить труп черножопого негодяя рядом с мертвым вендийцем! Ну да ладно, лучше поздно, чем никогда.
Конан расстегнул пояс с мечом. Этот жест сорвал женщин с места. Одна подбежала и подхватила упавшее оружие, другая протянула киммерийцу один из топоров.
Идоссо был вне себя от ярости. Хорошо. В этой ситуации Кубванде не сможет нашептать ему на ухо. А может быть, и вообще весь этот вызов — вовсе не дело рук иккако?
— Я Амра. Я не воспользуюсь преимуществом меча против копья.
— Ха! — фыркнул Идоссо. — Жало МОЕГО копья весьма скоро поковыряется в твоих потрохах. Тогда уже ни одна женщина не посмотрит больше на тебя.
Конан пожал плечами:
— Ты лучше на себя погляди. Даже пьяная портовая шлюха не ляжет с тобой в постель.
Идоссо разинул рот, но не произнес ни звука. Повисла зловещая пауза. Чернокожие возле реки бросили работу и вылупились на Конана. Киммериец грозно взмахнул рукой.
— Шевелитесь! Нечего пялиться, вы, пожиратели грязи! Или я собственноручно займусь с вами, когда разделаюсь с этим выродком!
Но тишина продолжала стоять гробовая. Бойся тишины, ибо в ней скрывается предательство. Конан обернулся. На мгновение язык у него словно отнялся, и вдоль спины поползли мурашки. Во рту была горечь — знакомое ощущение, которое Конан всегда испытывал в присутствии древней злобной магии.
Золотое мерцание появилось в воздухе над загадочным кругом, где уничтожено было все живое. Мерцание возвышалось почти над всеми деревьями и с каждой секундой росло. Надо всем этим царило мертвое молчание. Золотой свет отражался в мрачных водах Афуи.
Конан заметил движение по спирали, появившееся в золотом мерцании, однако ничего не услышал. Ни грома, ни малейшего звука. Он увидел, как бамульские воины делают жесты, отвращающие зло. Молодой Говинду стоял, отвалив челюсть аж до пупа. Однако в руке у парнишки было занесенное, точно для удара, копье, а другая рука выставила вперед щит. Какие бы древние ужасы ни пришли с противоположного берега реки, Говинду собирается встретить их, как подобает настоящему воину.