На мгновение Конан ощутил тяжесть прожитых лет. Киммериец впервые познал вкус битвы еще совсем юным. Он от души пожелал Говинду прожить по крайней мере столько, сколько прожил сам. И пусть удача сопутствует чернокожему пареньку! С трудом оторвавшись от золотого мерцания на том берегу, Конан перевел взгляд на Идоссо.
Громадный бамула стоял, упирая конец копья в землю и опустив щит. Либо он совершенно не опасался коварства со стороны Конана, либо же был настолько ошеломлен увиденным, что совершенно забыл о своем оружии.
Однако мгновение спустя всем и каждому из находившихся здесь воинов пришлось вспомнить о своем оружии. Правда, не у всех было время пустить это оружие в ход прежде, чем смерть настигла их.
Смерть вырвалась из-за деревьев, приняв форму громадной ящерообезьяны. Ее горящие красные глаза были размером с плошки, а когти и зубы способны были разорвать шею быка. Ящерообезьяна хромала. На левой ноге у нес зияла громадная рана, из которой сочилось что-то желтое. Меж ребер чудовища сидело копье. Один глаз был полуприкрыт из-за раны, протянувшейся через всю голову. Было ясно, что пребывание зверюги в чужих для нее джунглях не раз и не два сводило ее с людьми. Судя по коричневым подтекам на пасти и клочкам гниющей плоти, застрявшей среди зубов, по страшной вони, не приходилось сомневаться в том, какая судьба постигла этих людей.
Беззаветное мужество этих неведомых героев приостановило быстроту продвижения чудовища, но вместе с тем встречи с людьми научили его осторожности. Чудовище подобралось совершенно беззвучно, обрушившись на воинов арьергарда прежде, чем те заметили его. Один прыжок — и монстр уже вовсю орудовал клыками и когтями.
Тяжелые когтистые лапы гвоздили, рвали, колечили чернокожих воинов, подобно гигантским молотам. Кто успевал увернуться от смертоносных когтей, получал оглушительный удар хвостом. Один из воинов, располосованный от горла до паха, так, что вылезли все кишки, подкатился к самым ногам киммерийца. Конан тяжелым взглядом окинул изуродованное тело, перешагнул через поверженного воина и ринулся в атаку. В одной руке варвар держал меч, другой бешено вращал над головой топор.
Охваченные паникой люди беспорядочно метали копья. В смятении воины перестали замечать, что их товарищи стоят между ними и врагом. Одно из брошенных с силой копий угодило в ягодицу деревенского воина. Тот подпрыгнул и заревел от боли и ярости. Рев тут же перешел в страдальческий вой и оборвался в тот момент, когда когти чудовища вонзились несчастному в плечо и почти целиком оторвали руку.
С мужеством обреченного воин отпрянул назад, превозмогая адскую боль, поднял ранившее его копье и одним судорожным движением вогнал оружие в чешуйчатую шкуру монстра. Но свирепый удар длинной лапы тут же размозжил отважному воину череп и отшвырнул изувеченное тело в сторону.
Отчаянный женский крик, прорезавший внезапно шум битвы, заставил киммерийца остановиться. Он замер с мечом в руке, краем глаза пытаясь отыскать кричавшую. При этом варвар старался не терять из вида ящерообезьяну. Новые раны еще более замедлили скорость движений чудовища. Однако, судя по всему, тварь оказалась исключительно живучей. На мгновение Конану показалось, что ящерообезьяна схватила одну из женщин, однако тут же увидел, что окровавленные лапы страшного создания пусты.
Отчего ж деваха так разоралась? Испугалась, что ли? Ага, это Хира! А рядом — Идоссо! Дикарь прихватил девчонку за волосы своей здоровенной пятерней. Хира отбивалась, как могла, но черномазый великан управлялся с ней с такой легкостью, будто с ребенком.
Потом мощным рывком Идоссо поднял истошно кричавшую Хиру над головой, криво ухмыльнулся и бросил женщину прямо в объятия чудовища. Зверь звонко щелкнул зубами, впиваясь в податливую плоть. Предсмертный вопль жертвы сорвался на хрип и еще через мгновение захлебнулся в крови.
Однако монстр не успел в полной мере насладиться отвратительным пиршеством. Конан в два прыжка подскочил к зверюге и всадил лезвие топора в массивный уродливый череп, а затем полоснул мечом по морде, заставив тварь развернуться к нему. Кровь монстра вперемешку с кровью бедной девчонки душем окатили Конана. Киммериец рубанул чудовище по ребрам, вложив в эту атаку всю свою гигантскую силу.
Благородная аквилонская сталь меча погнулась, столкнувшись с ребром, и, когда Конан выдернул лезвие, оно было в щербинах. Однако свое дело доброе оружие сделало. Ящерообезьяна была мертвее Ахеронской Империи.
Конан рывком со страшным скрежетом вырвал топор из черепа убитого чудовища, а затем свирепо глянул на Идоссо, которого отделяли от него два трупа — чудовища и женщины. Конан поднял топор и, взвесив оружие на руке, приготовился метнуть его. По большому счету, киммерийцу хотелось разорвать чернокожего негодяя голыми руками. Но в данной ситуации было не до благородных устремлений. Главное — не оставлять этого выродка в живых.
Топор так и не сорвался из ладони киммерийца в смертельном броске. Идоссо неожиданно взревел, но в голосе его звучали, скорее, удивление и боль. Чернокожий гигант резко обернулся. Другая женщина, Вуона (Конан вспомнил ее имя), с грацией газели ускользнула от руки Идоссо. Она держала небольшой, но вполне добротный кинжал. Лезвие кинжала было красным от крови Идоссо.
Громадный бамула бросился на Вуону. Единственное, что ему удалось, — это дотянуться до ее набедренной повязки и сорвать ее. Но нагота ни в коей мере не замедлила движений отважной чернокожей красавицы.
Идоссо метнул копье, которое он уже приготовил для ящерообезьяны, но острый наконечник лишь слегка оцарапал лодыжку женщины. Она устремилась к берегу реки. Смертельный страх гнал ее.
Как бы то ни было, похоже, река пугала ее меньше, чем Идоссо. Вуона бросилась в воду, не замедляя своего бега, и быстро поплыла на противоположный берег, яростно взмахивая в воде руками. Обнаженная, хрупкая, с горделивой осанкой, она вышла из реки. Вода стекала потоками по ее черной коже.
Идоссо подхватил с земли еще одно копье. Он занес оружие, готовясь метнуть его в беглянку, но тут на него налетел Конан, который в левой руке держал меч, а в правой топор. Конечно, лезвие меча уже нуждалось в «лечении» кузнеца, но даже и в таком прискорбном состоянии, в каком оно находилось после стычки с ящерообезьяной, оно перерубило копье Идоссо легко, будто соломинку.
Конан отступил и перебросил оружие, схватив топор левой рукой, а меч правой. Он плюнул на землю, затем наступил на плевок и растер его.
— Ну же, Идоссо, иди сюда, ты, молодец среди овец! Или ты воюешь только с женщинами? Я разотру тебя, как этот плевок!
Идоссо издал оглушительный рев, преисполненный бессмысленной ярости. Затем раздался жуткий вопль, заставивший воинов замереть на месте, а Конана обернуться.
Вуона все еще стояла на противоположном берегу, но теперь ее волосы развевались, словно от сильного ветра. Она с ужасом смотрела в створ Ворот Зла — взглядом птицы, загипнотизированной змеей. Конану показалось, что он видит, как искорки света танцуют на влажной коже девушки.
— Вуона! — закричал он. — Назад!
Похоже, она услышала. По крайней мере, варвару показалось, что он видит, как она качает головой. Затем она сделала два шага вперед, сделала третий и бросилась бежать. Через какието десять шагов она вплотную приблизилась к золотой спирали. Золотистое свечение придало ее коже бронзовый оттенок.
Конан снова закричал, но на этот раз она уже не слышала его. Или сделала вид, что не слышит.
Не замедляя бега, она исчезла в вихре золотой спирали. Конану показалось, что спираль колыхнулась. Он обложил проклятием всех баб, что теряют остатки разума от страха. При этом он продолжал смотреть на Ворота, ожидая, что они вот-вот исчезнут, поглотив Вуону.