— Не суди об этом, — сказал Торгут-хан. — Не пристало таким, как ты, судить начальствующих. Но я не скуп. Отведи меня к сокровищам, и ты получишь пятидесятую часть.
— Мой повелитель добр, — проговорил Осман. — Но даже останься я с разбойниками, получил бы двадцатую часть.
— Тогда получишь десятую, будь ты проклят! — воскликнул Торгут-хан, чрезвычайно раздосадованный. — Это больше, чем ты смог бы украсть за всю свою гнусную жизнь!
Осман улыбнулся и низко поклонился:
— Я послушный слуга моего повелителя.
— Они разделились, — доложил Беритус. — Попытались скрыть свои следы, но недостаточно, чтобы одурачить моих охотников.
— А это не вызывает у тебя подозрений? — спросил Загобал. — Возможно, они заманивают нас в ловушку.
— Возможно, но они потеряли всех жителей пустыни, кроме одного, да и тот ранен. Несколько раз нам попадались пятна крови у следов коня, подкованного на пустынный манер. Это не конская кровь, Амбула может отличать по вкусу. Именно жители пустынь до этого заметали их следы, сильно затрудняя нашу задачу. Бандитов осталось не более пяти, и среди них женщина.
— Итак, — сказал Загобал, — четверо мужчин, причем один ранен.
— Да. Нас шестеро, и все первоклассные бойцы. Пусть строят засады. Среди них только киммериец способен оказать достойный отпор.
— Очень хорошо. Разделим твоих людей и погонимся за всеми?
— Нет. Женщина отправилась на юг. Раненый пустынник — на запад. Варвар и еще двое скачут вместе.
Мы последуем за варваром.
— Тогда вперед, — сказал Загобал, пришпоривая коня.
Конан и два его спутника три дня скакали по холмам головокружительным маршрутом, вновь и вновь пересекая собственную тропу. В некоторых местах они старательно скрывали свои следы. В других, наоборот, не делали никаких попыток. Иногда Конан вел их по каменным кручам, не оставляя никаких отметин, различимых обычным глазом. А другой раз они небрежно скакали прямо по песку, оставляя за собой глубокий, отчетливый след лошадиных копыт. Утром четвертого дня его товарищи взбунтовались.
— Клянусь Сетом! — закричал Чемик, сидя у костра. — Мы прошли путь, который не распутает и пустынный охотник с собаками! Пора отправляться в укрытие, атаман!
— Точно, — согласился Убо, потирая стертую задницу. — Не для того я стал разбойником, чтобы так корячиться.
— Как хотите, — сказал киммериец. — Мы отправляемся. По коням.
Ухмыляясь и алчно потирая руки, бандиты так и поступили.
Они скакали весь день и к вечеру прибыли в маленький каньон с холодным, питаемым ключами водоемом. Приближаясь, они увидели облаченного в халат человека, что сидел у пруда; рядом щипал траву его конь.
— Там Ауда! — воскликнул Чемик.
Он лягнул коня, погнав его рысью.
— Стой! — закричал ему Конан. — Мне не нравится…
Но Чемик, казалось, не слышал его.
— Ауда! — кричал он.
Его рот был открыт, когда туда влетела стрела, вонзилась в нёбо и на ширину ладони вышла из затылка.
Бандит падал с коня, а Конан уже действовал. Он птицей слетел с седла и перекатился в кусты. Стрелы преследовали его, но он был быстр и бесшумен, как пустынная змея.
Убо, что шагов на пятьдесят отстал от киммерийца, развернул коня и, низко пригнувшись, поскакал во весь опор.
— Забудьте про бандита! — послышался голос с аквилонским акцентом. — Он добежит до самого Хоарезма или даже дальше. Нам нужен варвар. Хватайте его лошадь.
Тело Конана действовало, будто хорошо смазанная машина, когда он полз среди валунов и кустов. Случайный зритель мог бы принять его за змею, ползущую на брюхе, но это было обманчивое впечатление, ибо лишь кончиками пальцев и ступнями он касался земли. Он знал, что преследующие его — исключительные ищейки, но Конан из Киммерии ускользал от пиктских охотников в их родных лесах. Даже в полупустыне он умудрялся находить укрытия.
— Тебе лучше сдаться, киммериец! — закричал Беритус. — Твой бедуин слегка позабавил нас, но он был ослаблен своей раной и долго не протянул. Иди, расскажи нам, где ты спрятал сокровища, и избавишь себя от долгих мучений.
Конан не давал сбить себя с толку. Хочет похваляться, ну и пусть. Темнело, а тьма поможет Конану больше, чем целая армия.
— Ты не надул меня своими тупыми маневрами и фальшивыми следами, киммериец, — продолжал Беритус. — Как только я понял, что вы затеяли, то поскакал сюда и принялся ждать. Я был здесь во время первой погони, когда вы убежали в Иранистан. Я мог еще тогда сообразить, что именно здесь вы собирались погрузить сокровища на верблюдов, но селяне забрали своих животных, а потому вы спрятали неправедное богатство и ускакали. Когда сюда приехал твой бедуин, я понял, что все именно так. Иди сюда, Конан. Игра кончилась. Это начинает надоедать.
Может, он просто хвастлив, но Конан понимал, что, скорее всего, аквилонец старается отвлечь его внимание, пока приспешники стараются окружить его. Он пополз к нависающей скале; козырек скрывали заросли кустарника. Это было подходящее место, чтобы дождаться темноты. Он вполз в укрытие, и, когда глаза его привыкли к сумраку, увидел, что не одному ему пришлось по душе это место. Злобные глаза гадюки, кольцом свернувшейся в тени, уставились на него безо всякого радушия. Змея устремилась к нему, но он зубами сжал ее голову. И не выпускал, пока сильный хвост бился в агонии. Не одна минута прошла, прежде чем мертвая гадюка прекратила борьбу и Конан выпустил ее изо рта.
Выступ был недостаточно широк, чтобы послужить надежным укрытием. Но Конан весь сжался и совершенно скрылся из виду; густой кустарник завершал маскировку. Совсем рядом он услышал осторожные шаги, но по звуку понял, что охотник не заметил его логова. Он был уверен, что не оставил никаких признаков своего передвижения с того момента, как вылетел из седла. Ни один конь не может пройти, чтобы не оставить малейших следов, и очень немногие люди способны на большее, но Конан мог пробираться даже по мягкой земле и оставлять при этом не больше отметин, чем лунный свет.
— Мне это не нравится, — сказал Загобал. — Уже совершенно стемнело, а твои мнимые специалисты не отыскали единственного неуклюжего варвара, что скрывается не более чем в ста шагах отсюда.
Двое мужчин стояли у огня, а четверка Беритуса продолжала охоту на киммерийца.
— За всю свою жизнь я встретил лишь несколько подобных охотников, — признал Беритус. — Я сам осмотрел то место в кустах, куда он выпрыгнул из седла. Никаких признаков приземления. — Охотник за людьми покачал головой. — Должно быть, его обучали пикты. Но как же это возможно? Киммерийцы и пикты — смертельные враги.
— Обычные киммерийцы также не приезжают в Туран и не воруют сокровища, — сказал Загобал. — А этот приехал и украл.
Они повернулись к приближающемуся Урдосу из Кофа. Бородатое лицо великана было хмуро.
— Никаких следов, атаман. Как будто бы он…
Кофит не смог закончить фразу. Бледная тень мелькнула перед ним и тут же скрылась во тьме. Что-то блеснуло, послышался громкий хруст, и неописуемое удивление появилось на лице Урдоса. Мгновение он стоял неподвижно, а затем повалился вперед, уткнулся лицом в землю и застыл. Его позвоночник был разрублен.
— Барка! Амбула! Бахдур! — закричал Беритус. — Ко мне! Киммерийский пес убил Урдоса!
Конан пригнулся за скалой, ожидая. Он слышал шемита и по звуку обутых в сандалии ног знал, куда тот направляется… ясно, торопится к своему атаману, но шаги его очень осторожны. Шемиты хороши в седле, но этому пришлось спешиться, чтобы преследовать хитрого киммерийца.
Конан заметил ноги, что медленно продвигались перед ним, и прыгнул. Шемит попытался вытащить стрелу, но было слишком поздно. Сильная рука киммерийца сковала шемита, в то время как другая рука, вооруженная мечом, протаранила тело врага от бока до бока. Шемит издал изумленный вопль, и Конан опустил труп на землю, с хлюпающим звуком извлекая из тела свой меч. Он выпрямился, и в этот момент на него свалился Амбула из Пунта. Резко рванувшись в сторону, чтобы увернуться от первого удара копья, Конан не смог не восхититься той ловкостью, с которой к нему подкрался смуглый человек. Острый слух северянина не распознал ни малейшего звука. Второй удар достиг бы цели, не отбей киммериец копье мечом. Это было вынужденное движение, ибо за ним последовал шум, которого так стремился избежать Конан.