– Попробуем пробиться? – спросил Бальт.
Конан отрицательно помотал головой. Он стоял, опустив голову и заложив руки за спину, печальный и задумчивый.
– Форт не спасти. Пикты впали в боевое безумие и не отступят, пока все не погибнут. Но их слишком много. Даже если бы нам удалось пробиться, это бы ничего не изменило. Мы погибли бы рядом с Валанном, только и всего.
– Что же нам делать, кроме как спасать собственные задницы?
– Нужно оповестить колонистов. Ты понимаешь, почему пикты не поджигают форт стрелами? Они не хотят, чтобы пламя всполошило людей на востоке. Они собираются взять форт и двинуться на восток, пока никто ничего не знает. Может, они даже рассчитывают переправиться через Громовую и с ходу взять Велитриум. Во всяком случае они уничтожат все живое между фортом и Громовой Рекой.
Защитников форта мы не предупредили. Да вижу теперь, что это бы и не помогло. Слишком мало сил и людей. Еще несколько приступов, и пикты будут на стенах. Но мы можем предупредить тех, кто живет по дороге в Велитриум. Вперед!
И они пошли, слыша позади рев, который то усиливался, то затухал. Вопли пиктов сохраняли прежнюю ярость.
Внезапно открылась дорога, ведущая на восток.
– Теперь бегом! – бросил Конан. Бальт стиснул зубы. До Велитриума было двенадцать миль, да добрых пять до Ручья Скальпов, где начинались первые поселения. Аквилонцу казалось, что он бежит и сражается уже целый век.
Рубака бежал впереди, обнюхивая дорогу. Вдруг пес глухо зарычал – это был первый услышанный от него звук.
– Неужели пикты впереди? – Конан опустился на колено и стал рассматривать дорогу. – Знать бы, сколько их. Наверное, только группа. Не дождались взятия форта и побежали вперед, чтобы перерезать людей спящими. Ну, бежим!
Наконец они увидели впереди свет между деревьями и дикий жестокий вой пронзил им уши. Дорога здесь делала поворот, и они срезали путь сквозь кустарник. Через минуту им открылась ужасная картина. На дороге стояла повозка с нехитрым скарбом. Она горела. Волы валялись с перерезанными глотками. Неподалеку лежали изуродованные тела мужчины и женщины. Пятеро пиктов плясали вокруг, потрясая окровавленными топорами.
Красный туман застлал на миг глаза юноши. Он вскинул лук, прицелился в пляшущую фигуру, черную на фоне огня, и спустил тетиву. Грабитель подскочил и упал мертвым со стрелой в сердце. А потом двое белых воинов и пес напали на растерявшихся пиктов. Конана воодушевлял дух борьбы и очень древняя расовая ненависть, Бальт же пылал гневом.
Первого пикта, вставшего у него на дороге, он встретил убийственным ударом по раскрашенному лбу, и, отшвырнув падающее тело, бросился на остальных. Но прыжок аквилонца опоздал: Конан уже убил одного из тех, кого присмотрел для себя, второй же был пронзен его мечом раньше, чем юноша успел поднять топор. Обернувшись к последнему пикту, Бальт увидел, что над его телом стоит пес Рубака и кровь капает с его могучих челюстей.
Бальт молча посмотрел на изрубленные тела у повозки. Колонисты были молоды, она – совсем еще девочка. По случайности лицо ее осталось нетронутым и даже в момент мучительной смерти осталось прекрасным. Но зато тело... Бальт с трудом проглотил слюну и все поплыло у него перед глазами. Ему хотелось упасть на землю, рыдать и грызть траву в отчаянии.
– Эта парочка направлялась в форт, когда их встретили пикты, – сказал Конан, вытирая меч. – Парень, наверное, хотел наняться в солдаты или взять участок в верховьях реки. Вот что будет с любым мужчиной, женщиной или ребенком по эту сторону Громовой Реки, если мы не поторопимся в Велитриум.
Колени Бальта подкашивались, когда он пошел за Конаном. Но шаг киммерийца по-прежнему оставался широким и легким, словно у бежавшей рядом собаки. Рубака уже не рычал и не опускал голову. Дорога была свободна. Шум от реки был уже почти не слышен, но Бальт верил, что форт еще держится. Вдруг Конан с проклятием остановился.
Он показал Бальту на колею, которая сворачивала к северу от дороги. Колея заросла кустами, но сейчас они были сломаны или пригнуты. Чтобы убедится в этом Бальту понадобилось прикосновение руки, а Конан же, казалось, видит в темноте не хуже кошки. Дальше широкий след повозки сворачивал прямо в лес.
– Поселенцы поехали за солью на солонцы, – проворчал он. – Проклятие! Это на краю болот в девяти милях отсюда. Их отрежут и перебьют. Слушай! Ты один здесь справишься. Беги вперед, поднимай всех и гони в Велитриум. Я пойду за теми, что собирают соль. На дорогу мы уже не вернемся, пойдем прямо по лесу.
И, не сказав больше ни слова, Конан свернул в сторону и пошел по заросшей дороге. Бальт посмотрел ему вслед и двинулся своим путем. Пес остался с ним и бежал рядом. Но не успел Бальт сделать и сотни шагов, послышалось рычание. Он обернулся и увидел, что там, куда свернул Конан колышется мертвенно-бледный призрачный свет. Рубака продолжал рычать, шерсть поднялась дыбом у него на загривке. Бальт вспомнил жуткий призрак, что неподалеку отсюда похитил купца Тиберия и заколебался. Тварь, несомненно, преследовала Конана. Но великан-киммериец уже не раз доказал ему, что прекрасно защитит себя сам, а его долг предупредить беззащитных людей, которые оказались на пути кровавого урагана. Вид изрубленных тел у повозки был для него страшнее всяких призраков.
Он поспешно перешел через Ручей Скальпов и оказался возле первой хижины колонистов – длинной, невысокой, сложенной из грубо отесанных бревен.
Недовольный голос спросил, чего ему надо.
– Вставайте! Пикты перешли реку!
Дверь немедленно открыла женщина. В одной руке она держала свечу, в другой – топор. Лицо ее было бледным.
– Входи! – закричала она. – Отобьемся в доме!
– Нет, вам надо уходить в Велитриум. Форт их надолго не задержит. Может, он уже взят. О доме не думай, хватай детей и беги!
– Но мой-то пошел с людьми за солью! – заревела она, ломая руки. Из-за ее спины выглянули растрепанные головенки троих ребятишек, моргавших спросонья.
– За ними пошел Конан, он их выведет. Нам нужно идти, чтобы предупредить других.
Она облегченно вздохнула.
– Хвала Митре! Если за ними пошел киммериец, то они в безопасности. Никто из смертных не защитит их лучше!
Она поспешно подхватила на руки младшего и, гоня перед собой двух других, вышла из хижины. Бальт взял свечу и погасил ее, прислушиваясь. На дороге было тихо.
– Лошадь у вас есть?
– Да, в стойле. Ох, быстрее!
Он отодвинул ее в сторону и сам открыл засов. Потом вывел коня и посадил на него детей, наказав, чтобы держались за гриву и друг за друга. Они смотрели на него серьезно и молчали. Женщина взяла поводья и пошла по дороге. Топор она несла в руке и Бальт был уверен, что в случае чего она будет биться, как пантера.
Он шел сзади и прислушивался. Его преследовала мысль, что форт уже пал и что темнокожая орда несется сейчас по дороге, опьяненная от пролитой крови и жаждущая новой. Они будут нестись, как стая голодных волков.
Наконец, он увидел в темноте силуэт следующей хижины. Женщина хотела крикнуть хозяевам, но Бальт ее удержал. Он подошел к двери и постучал. Ему ответил женский голос. Он объяснил в чем дело и обитатели хижины живо выскочили из нее – старуха, две молодые женщины и четверо детей. Мужчины у них тоже отправились на солонцы. Одна из женщин остолбенела, другая была близка к истерике. Но старуха, уроженка пограничья, живо ее утихомирила, помогла Бальту вывести двух лошадей из сарая за хижиной и усадила на них детей. Бальт и ей посоветовал ехать верхом, но она приказала сделать это одной из невесток. – Она ждет ребенка, – пояснила старуха. – А я смогу идти пешком. И драться, если это понадобиться.