Голос ее снизился до шепота и походил сейчас на журчание родника во мраке. Она склонилась над князем, развела пальцы и коснулась его могучей груди. Глаза Ольмека затуманились, руки бессильно обвисли.
С безжалостной улыбкой Таскела поднесла золотой флакон к губам князя.
– Пей!
Он, не раздумывая, подчинился. И сейчас же туман в его глазах сменился пониманием и ужасом. Он открыл рот, но не издал ни звука. Спустя минуту он упал.
Это вывело Валерию из оцепенения. Она бросилась к двери, но Таскела опередила ее воистину тигриным прыжком. Валерия ударила ее кулаком – такой удар свалил бы с ног любого мужчину. Но Таскела сумела плавно уклониться и схватила ее за руку. Потом она перехватила и левую руку аквилонки и легко связала ее запястья шелковым шнурком.
И тогда Валерия поняла, что ее стыд из-за поражения в схватке с Ольмеком ничто в сравнении с теперешним. Женщин она презирала – и вот нашлась же такая, которая делает с ней, что хочет! Она не сопротивлялась, когда Таскела усадила ее на кресло и привязала к нему, протянув шнур между колен.
Равнодушно переступив через тело князя, Таскела подошла к бронзовым воротам и открыла их. За створками был коридор.
– Дорога эта, – в первый раз обратилась она к Валерии, – ведет в комнату, которая служила когда-то камерой пыток. Когда мы отступали в западную часть города, то большинство инструментов забрали с собой, но одно устройство пришлось оставить – оно было слишком тяжелым и громоздким. А сейчас, думаю, оно пригодится как нельзя лучше.
Ольмек все понял и в глазах его блеснул ужас. Таскела приблизилась и схватила его за волосы:
– Ты какое-то время будешь неподвижен. Но ты будешь слышать, думать и чувствовать – о да, ты все будешь чувствовать.
И пошла к дверям, легко увлекая за собой могучее тяжкое тело – у Валерии чуть глаза на лоб не вылезли. Княгиня скрылась в коридоре и через некоторое время послышался лязг железа.
Валерия пробормотала проклятье и попыталась освободиться. Тщетно – шнур был слишком прочным.
Таскела вернулась одна, а из камеры пыток донесся придушенный стон. Двери она притворила, а засов не задвинула – привычки были не свойственны ей, как и другие человеческие черты.
Валерия в оцепенении глядела на женщину, в чьих руках – она прекрасно это понимала – была ее судьба.
Таскела поглядела ей в глаза.
– Великая честь ожидает тебя, – сказала она. – Ты избрана, чтобы вернуть Таскеле юность. Ты удивлена? Да, я знаю, что выгляжу молодо, но по жилам моим распространяется леденящий холод старости – я пережила это уже тысячу раз. Я стара, я так стара, что не помню своего детства. Но некогда я была юной девушкой и меня любил жрец из Стигии. Он подарил мне секрет вечной молодости и бессмертия. Потом он умер – должно быть, от яда. Я жила в своем дворце над озером Зуад, и годы пролетали мимо меня. Потом меня возжелал король Стигии и народ поднял бунт – вот мы и попали в эти края. Ольмек называет меня княгиней, но во мне нет царственной крови. Я выше, чем королева – я Таскела, и твоя цветущая молодость вернет мне мою!
У Валерии язык отнялся. За всем этим таилась какая-то жуткая загадка – самая страшная из всех, с которыми она сталкивалась до сих пор.
Колдунья развязала аквилонку и подняла ее на ноги. Но не страх перед силой, заключенной в руках княгини, превратил Валерию в безвольную куклу.
Это сделали горящие, колдовские, зловещие глаза Таскелы.
7. Тот, кто приходит из тьмы
– Чтоб я кушита вот так увидел!
Конан с любопытством глядел на человека, привязанного к железному колесу.
– Какого черта ты делаешь на этой штуке?
Мычание было ему ответом. Тогда Конан вырвал кляп изо рта узника и тот закричал от страха, потому что железный шар упал вниз и почти коснулся его широкой груди.
– Осторожней, во имя Сета! – простонал Ольмек.
– С чего бы это? – спросил Конан. – Или ты думаешь, что твоя судьба меня интересует? Было бы у меня время, я бы посидел и посмотрел, как этот кусок железа выдавит из тебя кишки. Но я тороплюсь. Где Валерия?
– Освободи меня! – просил Ольмек. – Я все скажу!
– Сперва скажи.