Рексор зарычал. Его голос был хриплым от скрытой злобы:
— Я убью его для тебя, господин!
Дуум покачал головой и снова повернулся к окровавленному киммерийцу. Полным злости голосом он сказал:
— Ты ворвался в жилище моего Бога, похитил мою собственность, убил моих слуг и моих питомцев. Ты нарушил важный для моих последователей ритуал. Это огорчает меня больше всего.
Отсвет каких-то странных чувств отразился на темном лице Дуума, и роковой огонь неизбывной печали зажегся в глубине его сверкающих глаз.
— Ты убил огромную змею, обвивавшуюся вокруг моего алтаря. Яро и я безутешны от этой утраты. Она была выращена нами из яйца. Почему ты украл мои богатства и лишил меня живых существ, столь дорогих моему сердцу? Почему ты осквернил святилище моего храма и нарушил церемонию, которую твой грубый ум никогда не сможет постигнуть? Почему ты проник в саму мою цитадель и лишил жизни священника, которого я называл братом?
— Если бы Кром даровал мне еще несколько минут жизни, я бы и тебя лишил жизни! — прорычал Конан.
— Откуда такая ненависть? Откуда?
— Ты убил моего отца и мать. Ты вырезал мой народ, — проговорил Конан. — Ты украл меч моего отца из прекрасной стали…
— А, сталь… — Дуум кивнул, погрузившись в воспоминания. — Много лет назад я исколесил мир в поисках стали, секрета стали. Я считал его дороже золота и бриллиантов. Да, я был одержим тайной стали.
— Загадкой стали, — прошептал Конан, вспоминая слова отца, киммерийского кузнеца.
— Ты знаешь эту загадку, не так ли? — Голос главы Культа был доверительным, убеждающим, словно он беседовал с другом. Его речь лилась безостановочно, гипнотически, лукаво. — В то время я считал сталь сильнее всего на свете, даже могущественнее человеческого тела и духа. Но я ошибался, мой мальчик! Я ошибался! Душа мужчины или женщины может покорить все, даже сталь! Вот, смотри, мальчишка!
Дуум указал на дорожку на стене сада. На ней стояли прелестная златокудрая девушка и красивый юноша, держась за руки.
— Это милое создание прекрасно, не правда ли? И этот красивый юноша любит ее. Знаешь ли ты, варвар, что значит любить девушку? Или быть любимым ею?
Конан вспомнил Валерию, с которой он много дней назад с такой болью в сердце расстался, и сжал зубы. Из глубины его горла вырвалось утвердительное рычание.
— Возможно, что и знаешь, — проговорил Дуум. Тень улыбки показалась на его лице. — Возможно, ты думаешь, что любовь все побеждает, но я покажу тебе сейчас силу более могущественную, чем сталь, и даже чем любовь. Смотри внимательно.
Подняв гипнотические глаза, он остановил их на хорошеньком личике улыбающейся девушки.
— Иди ко мне, дитя, — прошипел он. Его свистящий голос был чуть громче шепота.
Детское личико озарилось радостью. Девушка минуту помедлила у края стены, затем, не взглянув на юношу, который был около нее, соскользнула со стены и с тяжелым стуком упала на плиты садовой дорожки.
Конан отвел глаза от кукольного сломанного тела у их ног. Дуум расхохотался. В звуках его смеха слышались триумфальные ноты. Потом он сказал:
— Вот сила, мальчик, вот могущество! Это сила, которой не могут противостоять ни крепость стали, ни упругость человеческого тела. Что такое сталь без руки, направляющей ее? Что такое рука без разума, управляющего ей? В этом секрет силы… Сталь, ха!
Тулса Дуум остановился и внимательно посмотрел на безмятежное лицо Конана. Главе Культа казалось, что замкнутое выражение лица варвара, гордый разворот его широких плеч умаляют его могущество, бросают безмолвный вызов ему, не привыкшему к этому. Он сделал еще одну попытку восстановить свой авторитет и произвести впечатление на строптивого юношу, чье тело было заковано в цепи, но дух остался свободным.
Дуум поднял руку и привлек к себе внимание плачущего юноши, который неподвижно стоял и смотрел вниз на сломанное тело своей возлюбленной. Жесткие губы Дуума на одно мгновение скривились в змеиной усмешке. Это движение было замечено только остроглазым киммерийцем. Притворная улыбка исказила темное лицо Дуума, и он прошептал приказ:
— Иди за ней в Рай, сын мой.
Без колебаний, двигаясь как во сне, юноша вынул маленький, украшенный бриллиантами нож и вонзил острый клинок себе в сердце. Солнце играло в потоке крови, сочившейся из раны, пока он стоял, словно статуя, на стене, затем, внезапно съежившись, он наклонился и упал на мертвое тело девушки.