Боль обожгла сердце Конана и отражение этой же своей боли он увидел в светлых глазах Брикция и в темных глазах княжьего ратника. Конан оглянулся на своих: Иссахар, ратовавший за поголовное истребление оборотней, смотрел в сторону, Мапута тяжело дышал, перебрасывая из руки в руку свое любимое оружие — короткое, широкое зембабвийское копье — словно не мог решить, на кого ему наброситься, от кого защищать этих несчастных детей, а у Айстульфа дрожали губы и глаза подозрительно увлажнились… И все же именно мягкий, нерешительный Айстульф первым нарушил тягостное молчание:
— Детей ведь необязательно в подвалы? — спросил он у Изока, спрыгивая с лошади.
— Не обязательно, но на кого же их оставить? — усмехнулся Изок. — На добрых соседушек?
— Я их под свою защиту беру, пока не решится судьба их родителей! — решительно сказал Айстульф.
Брикций удивленно присвистнул.
— Я присоединяюсь! — Мапута мгновенно оказался на земле, рядом с Айстульфом. — Пока суд да дело, в нашем лагере поживут: получше, чем в подвалах, да и не обидит никто! Конан, как ты?
— А родители доверят ли тебе, такому черному? Вы бы мать прежде спросили, как она…
— Верно. Прости, хозяйка! Прости, хозяин! Деток ваших нам доверите?
— Доверим, — вздохнул Некрас. — Все не в княжьих подвалах мерзнуть! Только, коли сиротками останутся, куда вы их денете?
Конан заметил, как вздрогнул и смертно побледнел старший мальчик, обнимая шею собаки.
— Правда ли, что вы войной на Великий Лес собираетесь? — Женщина впервые подала голос — до сих пор молчала в ответ на все угрозы и обвинения — и такая в ее голосе была тоска, что Конан пожалел, что не дал согласия вчера вечером на предложение Брикция развернуть коней и уехать прочь из этой страны, предоставив им самим решать свои проблемы!
— Для того призвали нас, — скрепя сердце, ответил киммериец «волчице». — Но с князем я еще не говорил и решения покуда не принял.
Конан ожидал, что женщина начнет убеждать его, просить, отговаривать, но она только всхлипнула безнадежно и опустила голову.
— Ладно, поехали! — скомандовал Изок и кивнул на телегу. — Туда можете сесть и узел положить… Там кандалы для вас, но, я так думаю, заковывать не обязательно, вы не оказывали сопротивления.
Айстульф взял на руки младшую из девочек, она доверчиво уцепилась за тисненую золотом перевязь на его груди. Мапута подошел к мальчику:
— Тебя как звать?
— Милонег.
— А пса?
— Бойка. Я без него никуда не пойду!
— Конечно, не пойдешь — настоящие мужчины друзей в беде не бросают, а уж лучше друга, чем пес, не бывает! Они за нас всегда на смерть стоять готовы! Я вот расскажу тебе одну историю: когда я был мальчиком — таким, как ты, — у меня был вот точно такой же пес, только звали его по-другому: Мнгаам, что на моем языке…
— А у вас там и собаки водятся?!
— Собаки везде водятся! Забирайся на моего коня, пес следом пойдет, а я тебе расскажу…
В Гелон, столицу Будинеи, Конан въехал с очень мрачным настроением!
Стены крепости, окружавшей Гелон, были сложены из белого камня; восемь сторожевых башен возвышалось над городом, а по гребню самой стены беспререрывно ходили взад-вперед лучники. Конана это удивило — обычно города так бдительно стерегли, только если ожидали скорого набега вражьих армий!
— Давно ли в последний раз воевать пришлось? — спросил он у Нежаты.
— Да вот, с ксифских войн, еще ни разу… Но ведь всякое может случиться! И потом, волколюды…
— Так со стен Леса даже и не видно!
— Все равно не след разнеживаться, наготове надо армию держать, чтоб, если что, так сразу!
Нельзя сказать, чтобы Конана удовлетворил этот не слишком вразумительный ответ, но больше он Нежату ни о чем не спрашивал.
Стены Гелона были сложены из камня, но сам город был деревянный, резной, кружевной, воздушный — дивной красоты город, дивной стройности! А княжьи палаты — и вовсе чудо из чудес, словно и не люди их строили, а искусные горные дворксы — хотя материал, гигантские бревна, казалось бы, не предполагал особого изящества! И княжьи палаты охранялись так, словно князь с часу на час ожидал нападения врага или народного бунта…